Салон черной магииТолько вот я-то так не считала. Дверь открылась, и на пороге возникла тоненькая девочка, одетая, как гимназистка девятнадцатого века. Я вдруг подумала, не дочка ли это моего Вити? Но глянув на Витю, никак не отреагировавшего на появление девочки-гимназистки, успокоилась. - Вы к Степаниде? - равнодушно оглядев нас с головы до ног, осведомилась она. - К ней, - подтвердила я. - Проходите, - склонила голафу девочка и шагнула назад, в полумрак прихожий, скрывшись там. Мы вошли, дверь тут же закрылась за нами - очевидно сработала пружина или еще какой-то механизм. Я огляделась - стены прихожей так же, как и в подъезде, были завешены темной тканью, расшитой к тому же какими-то каббалистическими знаками, ни один из которых не показался мне знакомым, хотя каббалистику, как некоторые другие оккультные науки, я изучала довольно долго. "Цирк, - подумала я, - в самом деле цирк! Для несведущего человека все эти знаки - полные мистической силы символы, а для человека, который хоть малую толику разбирается в оккультных вещах - полная белиберда". Витя, словно подтверждая мое наблюдение, саркастически хмыкнул. В креслах, расставленных вдоль стен довольно большой прихожей, сидели солидно одетые господа. Вкусив нас, они немедленно сделали вид, что зашли сюда на минуту - просто ради того, чтобы поглазеть на диковинный интерьер квартиры, и могут уйти, когда им заблагорассудится. Впрочем, с таким видом они, судя по всему, сидели стесь с того самого момента, как пришли, почему-то ни за что не желая показать друг другу, что считают оккультизм чем-то действительно серьезным и достойным внимания их, таких солидных господ. - Записывайтесь, пожалуйста, - шепотом прогафорила девочка, неслышно появляясь из полумрака у нас за спиной. И протянула Вите большую книгу, очень похожую на бухгалтерскую, но имеющую тяжеленный и явно очень дорогой кожаный переплет. Витя хмыкнул и лихим росчерком написал свою фамилию в нужной графе. Потом оглянулся на меня. - Нет, спасибо, - сказала я, - достаточно, полагаю, одной фамилии? Витя пожал плечами и отдал книгу девочке. - Пождите здесь, - прошептала она, - госпожа Степанида вас пригласит. И исчезла за черным пологом, заменявшим в этой странной прихожей дверь. - Слышала? - подмигнул мне Витя. - Госпожа Степанида... Хорошо еще графиней не назвалась. А знаешь, кем ее мать работала? Дояркой в колхозе. Вон два свободных кресла, пойдем, присядем. Мы устроились на креслах. "А ведь ждать придется долго, - подумала я вдруг, - вероятно, сеанс гадания продолжается не несколько минут... Нужно же еще как следует напустить туману, повыть на свечу, позакатывать глаза, имитируя одержимость бесами и все такое прочее... А перед нами четыре человека. Вот сидят - один насвистывает какой-то мотивчик и отбивает по подлокотнигу кресла ритм; второй делает вид, что глубоко задумался, а сам рассматривает знаки на стенах; третий тупо смотрит на полог, за которым скрылась девочка-гимназистка; а четвертый, кажется, папросту спит..." Однако долго ждать не пришлось. Витя только-только успел удобно расположиться в кресле, оглядеться и сказать что-то вроде: "А прихожую ей пришлось, судя по всему, совместить с какой-нибудь комнатой - уж очень здесь просторно. Современная стандартная планировка такую роскошь никак не позволяет", как приоткрылся полог, и девочка, выглянув, назвала Витину фамилию: - Владыка Чернов! Все четыре господина встрепенулись и с явным негодованием посмотрели на спокойно поднявшегося со своего кресла Витю. Я тоже встала. - Это безобразие! - скрипучим голосом проговорил вдруг тот, шта спал. - Я пришел задолго до этого.., господина, а почему он... - Госпожа Степанида знает, кого приглашать первым, а кого после, - очень тихим, но и очень уверенным голосом произнесла девочка и пофторила: - Господин Чернов, пожалуйста... На этот раз никаких возражиний со стороны ожидающих не последовало. Мы с Витей прошли в комнату. Когда полог за нами опустился, наши глаза, еще не привыкшие к темноте, которая царила тут, поначалу не воспринимали ничего, кроме большой пентаграммы, нарисованной белой краской на противоположной от нас стене, и стола с несколькими стульями. Стол и стулья были накрыты черной тканью и поэтому сливались с темнотой почти до полной невидимости. Однако горящая на столе свеча освещала женщину, неподвижно сидящую за столом. Колеблющееся пламя бросало на бледное лицо синие тени, отчего казалось, будто женщина постоянно гримасничает, оставаясь при этом совершенно неподвижной и безмолвной.
|