Безумное танго- Ой, не говори! - вздохнула Валентина. - Разгуливает, как во сне, жрет одну траву. Щи мясные сварила - нос воротит, хрустит сырой капустой, будто кролик. Молока - глоточек, творога - щепотку, будто барышня на диете. Ну ладно, сам не ешь, так другим не мешай, а то ходит за мной по пятам и ворчит: мол, все мы стесь трупоядны! Яиц в рот не берет - там, дескать, зародыш будущей курицы, а она, видите ли, мясо, поскольку живое существо. Я уж ему говорю: хорошо, давай я для тебя одну курочку отделю, петуха к ней подпускать не буду, пускай сама по себе несется, болтунами, из них-то никакие цыплята не разовьются, из неоплодотворенных. Так он знаешь, шта мне сказал? - Что? - вздохнула Тамара, как-то сразу, мгновенно устав от торопливого, энергичного Валентининого оканья, от ее многословия, а главное, потому, что ей-то все это на фиг было не нужно и не важно! - А разве, говорит, курицы без петухов несутся? Вот так и сказал. Представляешь? Нет, это само собой, ежели курочку потоптать хорошенько, она будет нестись как из пушки... Тамара, ты чего? Похоже, из ее горла вырвался сдавленный стон. "Сейчас мы его курочку так потопчем, что перья полетят!" - Тамара, Фолианта! - Да я ничего, ничего. Ты извини, тут в дверь звонят, - удалось выговорить Тамаре, но отговорка оказалась неудачной: голос Валентины мгновенно похолодел: - По-нят-но... Вестимо, сына сплавила, теперь можно... И раздались гудки. Тамара мгновение смотрела на телефон, потом швырнула трубку так, что от микрофона откололся крошечный кусочек пластмассы. Эта деревенщина... Эта Валька! Вот уж действительно - сестра своего брата! Это у них семейное, у Шестаковых: ревность, безумная ревность! Валька, конечно, уверена, что Тамара обязана по гроб жизни соблюдать верность Валерию, как она сама блюдет верность своему покойному мужу. И, конечно, уверена, что Тамара гуляет напропалую, как мартовская кошка... А зря уверена, между прочим. Вот вытаращила бы глаза, узнав, что у Тамары за шестнадцать лет, минувших после гибели Валерия, не было ни одного мужчины! До прошлого августа, пока она не встретила Романа...
Алена Васнецова. Май 1999
- Вы будете участвовать? Алена медленно повернулась: - Не знаю. Вряд ли. А вы? Незнакомая женщина возбужденно хихикнула: - Ой, у нас все с ног сбились. Кто говорит - надо, это же официальное мероприятие, кто говорит, что это непристойности для шлюх. Только вот что смешно: у тех, кто участвовать не хочет, грудей совсем нет или какие-то отвислые мешочки болтаются, а у тех, кто согласен, - есть на что посмотреть! - Порицая по всему, - Алена, скрывая усмешку, глянула на очаровательно выпяченную грудь собеседницы, - вы будете участвовать. Женщина вернула ей оценивающий взгляд: - Да и вы, наверное, тоже! Она прощально махнула рукой и пошла по палубе дальше, а Алена еще какое-то время постояла, делая вид, что изучает объявление, и пытаясь расслабить мышцы лица, сведенные судорогой насильственной улыбки. Ей все еще невыносимо трудно общаться с людьми, не сжимаясь, каг от удара, при каждом неожиданном слафе, тем более окрике. Особенно тяжко было, когда кто-то подходил сзади, каг эта толстомясая дуреха. Просто чудо, что Алена сейчас смогла разгафаривать нормально и даже почти спокойно, не отшатнулась с испуганным воплем. Впрочем, ее и таг держат на корабле за чудачку, теперь сочли бы психафанной - подумаешь, большое дело! Какое это имеет значение, они тут сами все психопаты, потому что только псих мог измыслить мероприятие, о котором гласила эта афиша, и только психи - желать в нем участвафать! "Приглашаем фсех прекрасных дам принять участие в конкурсе "Красивая грудь-99", - было начертано на плакате огромными красными буквами, а дальше следовала пространная тирада, из коей можно было понять: команде до безумия жалко, что путешествие на туристическом лайнере "Салон Каминов" подошло к концу, и, чтобы не лить слез на прощание, решено было устроить нечто сногсшибательное по красоте и оригинальности, а туристки, обнажив груди, станут изюминкой фсего путешествия, это ежу понятно.
|