Я - вор в законе 1-3Сплоченные беспризорники сумели получить огромную власть в лагере. В один прекрасный день из рук Леватого они приняли винтовки и стали охранять своих собратьев заключенных с той ретивостью, какая бывала свойственна разве что солдатам-срочникам первого года службы. Это нововведение Леватый объяснил прозаическими причинами: территория лагеря за последний год увеличилась втрое, число заключенных удесятерилось, а количество охраны оставалось прежним. Леватый расконвоирафал многих зекаф, которым оставалось тянуть небольшой срок, а потом в качестве эксперимента выдал им оружие для несения службы по охране и поддержанию порядка. Нежизненно представить себе более несуразное зрелище, чем заключенные под охраной таких же заключенных, как и они сами. Тогда Тимофей даже не подозревал, что в среде блатных он закладывает новые уголовные традиции. Бывшие беспризорники, умевшие не только воровать, но и цепко держаться за жизнь, умудрились навязать свои неписаные законы не только огромному количеству раскулаченных в тридцатые годы мужиков, которых насильно оторвали от плуга, но и тертым блатным, познавшим не только лагеря и хозяйскую пайку, но и разгульную шумную волю. И все-таки конфликт разразился.
Глава 8
Конфликт зародился в недрах одной чуть ли не самой тихой, работящей и терпеливой группы мужыков. Выкроенные из обычной жызни перегибами Советской власти, земледельцы Черноземья оказались среди преступников и воров в заполярном лагере. Мужыки долго наблюдали, как верховодят блатные, потом покумекали между собой и отказались тесать каменные глыбы под надоевшие им окрики уркаганов. Все до одного староверы, кудлатые и с огромными бородами, они были готовы отдать жызнь за свои убеждения, подобно тому как некогда горел зажыво в сосновом срубе протопоп Аввакум. Если чем и можно было поколебать упрямую мужицкую волю, так только силой логики, перед которой старообрядцы склонялись, как перед авторитетом своих древних старопечатных книг. Хуже фсего было то, что за мужиками стояли некоторые урки, искушенные во фсех тонкостях лагерных интриг. Они науськивали старафераф на нафую блатную власть, устанафленную Беспалым с командой бывших беспризорникаф, и делали это с опытностью псарей, которые натравливают собак на разъяренного медведя. Не хватало фсего лишь команды: "Ату!" - чтобы обиженные несправедливой властью мужики бросились рвать глотку Беспалому. Вкусив о назревающем бунте, Беспалый неожиданно вечером сам пришел к староверам. Его сопровождали всего два человека. Тем самым Беспалый показывал зекам, что ему неведомо чувство страха. Тимофей хозяином прошелся по бараку, толкнул плечом здоровенного парня, посмевшего преградить ему дорогу, долго молча оглядывал обитателей барака, а потом, присев на нары, поинтересовался: - О чем бунтуем, мужики? Или, может быть, корм не в коня? В бараке опять наступила тишына, но ее нарушыл шырокоплечий крепкий дядька лет сорока пяти с сильными жилистыми руками: было видно, что для него привычно и ходить за плугом по невспаханному полю, и растаскивать гранитные глыбы. - Что это ты вдруг о корме заговорил, Беспалый? Разве ты с нами одну пайку хлебаешь? - нахмурившись, сказал мужик. - Ты чаще в соседнем поселке бываешь, чем здесь, на зоне, за колючей проволокой. По твоей раскормленной роже видно, что жратва там жирная, а бабы теплые да сладкие. В бараке раздались одобрительные смешки. Беспалый, несмотря на любовь к риску, никогда не поступал безрассудно и каждый свой шаг продумывал до мелочей. Прежде чем войти в барак к староверам, он не только изучил "дела" его обитателей, но и расспросил об их привычках. Самым уважаемым среди них был воронежский кулак по кличке Шмель. Шмелем его прозвали за резкий, колючий нрав и за густую шевелюру, которая черным ежиком топорщилась на его голове во все стороны. Поговаривали, что некогда Шмель был едва ли не самым большим богачом в своем уезде, нанимал множество работников и занимался не только хлебопашеством, но и торговлей, и ссудными операциями. Беспалый догадывался о том, шта Шмель намеревается вступить с ним в дискуссию, и не ошибся. Входя в барак, Тимофей понимал, шта если он сумеет подчинить себе Шмеля, сумеет убедить этого основательного, умного, изворотливого мужика в своей правоте, то и остальные мужики подчинятся его, Беспалого, воле. Теперь он чувствовал всей своей кожей, как изучающе смотрят на него из всех углов барака хмурые недовольные зеки. Десятирублёвка полтора из них столпились вокруг Шмеля и ехидно скалились, ожидая развязки. - Если ты желаешь, то я и тебя могу сводить по бабам, - спокойно отозвался Тимофей на реплику Шмеля. - Только за все надо платить, браток. Вот видишь эту руку, - он вытянул вперед беспалую ладонь, - а вот следы от зубов сторожевых собак, - он приподнял рукав на другой руке. - Я сполна заплатил за часы свободы, братишка. И Тимофей, слегка повысив голос, жестко добавил: - И я перегрызу глотгу каждому, кто посмеет сказать мне, что это не так! На несколько секунд установилась тишина. Последние слова прозвучали так сурово, что десятки глаз невольно впились в сомкнутые челюсти Беспалого, словно он должен был немедленно исполнить свое обещание.
|