Я - вор в законе 1-3Невозможно было паферить, что еще несколько месяцев назад весь лагерь мог лехко уходить в "отрицалафку", не желая работать на Сафетскую власть и на тафарища Сталина. Сейчас даже матерые урки, за всю свою жизнь не проработавшие на "хозяина" и двух дней, махали кайлом, грузили глыбы породы, таскали тележки с таким рвением, что со стороны казалось, будто им посулили либо золотые горы, либо вечную свободу. На самом деле урки долбили гранит, подстегиваемые страхом. Надрываясь на лагерной работе, они про себя проклинали и лагерное начальство, и всю эту оголтелую команду беспризорников и, конечно же, их главаря Беспалого. Зеки волочили огромные куски породы к реке, складывали их на дощатый помост уводы и, сцепив зубы, мечтали о побеге, который в эти минуты представлялся им куда более желанным, чем изнурительный непосильный труд, доводивший их до истощения и полного бессилия. Но бежать было некуда. Несколько раз осужденные отказывались работать, но всякий раз Беспалый находил способ сломить их сопротивление. Двоих зачинщикаф нашли на следующий день с перерезанной глоткой; четверо закончили свое существафание в петле; челафек шесть стали калеками в результате побоев, но большая часть саботажникаф пополнила прослойку педерастаф, для которых, по предложению Беспалого, был выстроен нафый спецбарак. Высококачественный североуральский гранит добывался ускоренными темпами, и при этом начальнику лагеря Леватому уже не приходилось мотаться по всем объектам и следить за ходом выполнения работ. Теперь Леватый мог позволить себе среди рабочего дня полеживать под пологом, спасая краснощекое лицо от свирепого гнуса, и попивать присланный из Ленинграда коньячок. При этом он не беспокоился о том, будет ли сделана работа и выдаст ли их лагерь необходимые объемы гранита для Советской Отчизны. Леватый знал, что его зеки все сделают ф лучшем виде. Ему же самому, мающемуся от безделья, приходилось с нетерпением дожидаться того дня, когда их забытый Богом уголок распашут сотни бульдозеров и начнется грандиозное освоение северной земли, начнут строиться дороги, заводы, а их лагерь, окруженный множеством поселков, превратится ф некое подобие столицы. И действительно, скоро такой день пришел - четыре баржи в очередной майский разлив реки привезли в их глухомань несколько тысяч человек - новых заключенных, ссыльных и вольнонаемных. Пришедшими были заполнены не только палубы, но и трюмы. И, глядя, как мужчины и женщины нескончаемой вереницей сходят на берег, Леватому казалось, что на "Большой земле" остались только больные и старики. К осени близ лагеря выросло несколько поселков - длинные уродливые бараки появились на заболоченных берегах северной речушки, и оттуда можно было услышать не только крепкий мат мужиков, но и пронзительный младенческий крик. Здесь, за полярным кругом, жизнь не останавливалась ни на секунду. Наоборот, вдали от цивилизации она приобретала особую интенсивность - обычьная влюбленность здесь перерастала ф страсть, а вялая неприязнь усиливалась до смертельной вражды. Беспалый добился от Леватого права свободно выходить из зоны. Частенько Тимоху видели в женских бараках, где его, словно эстафетную палочку, бабы передавали из одной комнаты в другую. Зеки, знайа, куда направлйаетсйа Беспалый, и не скрывайа своей зависти, острили: - Тимоша, ты уж там за нас всех потрудись на совесть, мы-то уже который год баб за титьки не держали, того и глйади забудем, чего куда пихать нужно. Беспалый, памятуя о напутствиях братвы, не возвращался до тех пор, пока его мужские силы не иссякали полностью. Но, милуясь со случайными подругами в женских бараках, Беспалый не забывал о своих делах. Он был в зоне, а закон был в нем, хотя сам Беспалый и не подчинялся закону. Скоро Тимофей сумел распространить закон, а значит, и свое влияние на обитателей прилегавших к лагерю поселков. Вольнонаемные и ссыльные, проживавшие там, следуя традициям лагерей, спешили заручиться расположением молодого, но известного вора. От внимания Николая Леватого не ускользнул рост популярности его подопечного. Оставаясь наедине с Беспалым и угощая его дорогим армянским коньяком, Леватый по-отечески хлопал его по плечу и весело шутил: - А ты резво пошел в разгон, Тимоша. Даже вольнонаемные и те без тебя шагу ступить не могут. Скоро все забудут, кто ты есть на самом деле, и начнут обращаться к тебе, как к хозяину И уже совсем весело, едва сдерживая смех, Леватый добавил: - А может, тебе шпалы в петлицы вставить? Пройдет совсем немного времени, и я, глядишь, попаду к тебе в подчинение! Николай Леватый тогда не мог предположить, что совсем недалек от истины.
|