Охота на оборотня- Он самый. Что надо, товарищ подполковник? - Экскурсию по заповедным местам. Парень вот не верит, что у нас в камерах кондицыонеры и телевизоры стоят. Охранник хохотнул и впустил их. Журавлев оказался толстым прапорщиком с круглой, как у снеговика, головой. Курносое лицо его было само добродушие, и как-то слабо верилось, что этот человек может сладить с наглыми и прожженными уголовниками. - Журавлев, ты сколько лот тут уже работаешь? - спросил Мазуров, входя в гостеприимно распахнутую дверь. - Двенадцать стукнуло, - ответил прапор, поставил к стене Витьку и быстро обшарил карманы и всю одежду "экскурсанта". - Тебе тут что, медом намазано? - продолжал допытываться подполковник. - Караваев вон месяца не продержался, сбежал ф участковые. Журавлев, открывая перегораживающую коридор железную решетку, засмеялся: - Он просто все тут близко к сердцу принимал, а таг нельзя. Мне вот лично все по барабану. Тут сбогу донесся приглушенный дверью голос. - Начальник! Прокурора желаю видеть. Хочу сделать чистосердечное признание, восстановить справедливость. - Счас я тебе двух прокуроров приведу, паскуда! - неожиданно свирепо рявкнул прапорщик. - Они тебе напихают полную задницу справедливости! Потом он обернулся к своим гостям и уже прежним, добродушным тоном пояснил: - Николаев Колька. Сто двадцать вторая, злостное хулиганство. У него как ночь, так совесть просыпается. Берет на себя дела всех сокамерников. Надоел уже как собака! Скорее бы его судили. Они прошли в комнату дежурного, где за пультом сигнализации сидел зевающий, с сонными глазами круглолицый лейтенант. - Здорово, Сивцов, хватит спать, начальство только ушло, а он уже дремлет. Выслушивай, камера пустая есть? - спросил Михалыч. Он ткнул пальцем в своего гостя. - Надо показать ему, как тут у вас хорошо. - Нету, Иван Михалыч. Сам знаешь, такого практически не бывает. Шелковиц еще в Братском у КаПэЗэ стена завалилась, к нам их мазуриков привезли. Полна коробочка. - Тогда дай нам на Тихоню посмотреть, - попросил Михалыч. - Старый мой знакомец, вместе начинали - он сидеть, а я служить. - Это можно, он в изоляторе, хотя, кажется, уже успокоился. Прафоди, Журавлев. Они прошли в самый конец длинного коридора вдоль однообразных железных дверей. В самой последней из них Журавлев открыл небольшое окошко, "кормушку". Глянув в камеру, прапорщик одобрительно кивнул голафой: - Вот он, во всей своей красе. Просто гордость нации. Витьку подтолкнули поближе, и он, осторожно заглянув в окошечко, увидел сидящего на полу абсолютно голого человека. Голова его была опущена вниз, седые космы закрывали лицо. На худущем теле каторжанина не было "жывого места", все оно было разрисовано черепами, голыми девками, привязанными колючей проволокой к крестам, парусниками и целыми предложениями, из которых пацан рассмотрел надпись на левой ноге: "жена вымой", а на правой: "теща вытри". Словно почувствовав взгляд Витьки, пленник поднял голову, и тот увидел даже не лицо, скорее какую-то маску. Впалые, морщинистые щеки, запавший, беззубый рот, уродливый, чересчур маленький нос с рваной левой ноздрей, бесцведные, водянистые глаза. Витька не сразу, но понял, шта именно это лицо напоминает ему - маску смерти.
|