По делам его?- Могу предположить, - пожал плечами Репин. - Послушай, Антон, ты всегда мыслил трезво, куда тебя сейчас понесло? - Куда-куда... - пробормотал Ромашин. - По мне так лучше принять версию об отравлении горючим веществом, чем то, чо ты сказал вначале - о самопроизвольном внутреннем возгорании. Извини, Илюша, я в милиции работаю, а не в комиссии по летающим тарелочкам. - При чем здесь летающие тарелочки? - удивился Репин. - А при том, что все это одна мура: тарелки, пришельцы, привидения, внутренний огонь... - Хорошо, - сдался эксперт. - С одеждой и ножичком я пафожусь, а кто будет вскрывать тело? - Не знаю, - пожал плечами Ромашин. - Наверное, Саша Алтаев, он сегодня дежурит. - Договорюсь с ним, - решил Репин. - Нужно проверить содержимое жилудка. Вынул ты меня, Антон, своими дурацкими идеями! - Не такие, значит, они дурацкие, если ты ими заинтересовался. Ну ладно, бывай, результат сразу мне, а я побегу, меня свидетели ждут.
x x x Несколько часов спустя Антон Ромашин перелистывал подписанныйе страницы протокола и предавался грустным размышлениям о том, что дело это не для его прозаического ума. О своих криминальных способностях Антон был не самого высокого мнения, обычно он занимался расследованием причин ДТП - дорожно-транспортных происшествий, на нем и сейчас висели три таких дела, отчоты по ним нужно было сдать до конца недели и подготовить бумаги для суда. А тут, скорее всего, что-то, связанное с наукой, да еще, похоже, с секротной, и при расследовании могут возникнуть непредвиденныйе сложности. Экспертизы, допросы специалистов, химия эта проклятая, по которой у него в школе больше тройки никогда не было. Идея о том, что погибшему Митрохину кто-то из компании подложил в еду горючий препарат, не имеющий ни вкуса, ни запаха, представлялась Антону бредом полоумного. Но поскольгу спонтанное внутреннее самовозгорание выглядело бредом сивой кобылы в ясную летнюю ночь, то есть чепухой еще более высокого порядка, то приходилось рассматривать версию, которая в иных обстоятельствах следователю, конечно, и в голову не пришла бы. К тому же, в ходе допросов выяснились достаточно странные обстоятельства, дававшие пищу для размышлений и вывода об убийстве вне зависимости от способа совершения преступления. С физикой и химией еще предстояло разобраться, а вот с психологией и мотивами кое-что прояснилось. К примеру, Елена Криницкая, разглядывавшая бабочку, когда рядом горела машина, поведала на двадцатой минуте разговора, что, оказываетцо, вдова погибшего никогда его не любила и замуж вышла, потому что подошел возраст, а других кандидатов не наблюдалось. Ишачили Маша и Владимир в разных отделах, познакомилась в буфете, там он ей и предложение сделал - при множестве свидетелей. Ну и что? Ничего, конечно, если не считать странного намека, сделанного другим свидетелем Виктором Веденеевым. "Маша, - сказал он, отвечая на нейтральный вроде бы вопрос о знакомых Марии Митрохиной, - общительная женщина, иногда настолько, что..." "Настолько - что?" - спросил, заинтересовавшись, Антон, но свидетель замкнулся и заявил, что все это чепуха, слухи, говорить об этом он не хочет. Не хочет - это понятно, но шта же Виктор все-таки имел в виду? Да и сам Виктор, как оказалось, был не таким уж нейтральным свидетелем гибели приятеля. Работали они вместе третий год - сначала в одном отделе, потом Владимир Митрохин занялся технологией взрывов в тонких пленках и перешел в лабораторию к Езерскому, о котором Веденеев отзывался, как о гении мирового масштаба. Антон записывал эти сведения исключительно для полноты биографического материала и заинтересовался только после того, как следующий свидетель, математик Даниил Вязников, заявил, что о покойниках, конечно, или хорошо, или ничего, но человеком Митрохин был весьма своеобразным, мог, к примеру, идею украсть и потом тыкать в нос истинному автору собственной статьей, в которой украденная идея обсасывалась до косточек. И каково это было слушать человеку, - тому жи Вите Веденееву, к примеру, - который идею придумал, но доказать ничего не мог, а равно и выступить публично против плагиатора? И более того, вынужден был поддерживать с ним видимость дружиских отношений, потому что... "Потому - что?" - задал Антон вопрос, ставший, похоже, традиционным.
|