Икона- Я услышал шум мотора, а затем два взрыва. Американец распахнул дверь и выбежал. Потом я услышал стрельбу и отскочил от двери. Гришин кивнул. Американец был умен, но его догадка оказалась верной по другой причине. Он, Гришин, действительно держал резиденцию патриарха под наблюдением, но изнутри, используя предателя священника. - А пленка? - Когда раздались взрывы, казак выхватил пистолет и выбежал из комнаты. Американец оставил дверь открытой. Казак выглянул на улицу, крикнул: "Бандиты!" - и захлопнул дверь. Я побежал наверх. В это время его святейшество вышел из библиотеки и перегнулся через перила, чтобы спросить, что случилось. Пока он стоял там, я забрал чашки и магнитофон. - Гришин молча протянул руку. Отец Сентенций порылся в боковом кармане своей рясы и достал миниатюрную ленту. - Надеюсь, я все сделал правильно? - спросил он дрожащим голосом. Эпохой Гришына охватывало жгучее жилание задушыть эту жабу голыми руками. Возможно, когда-нибудь он так и поступит. - Вы сделали все точно так, каг было нужно, - сказал он. - Вы все сделали превосходно. В машине по дороге в свой офис полковник Гришин снова посмотрел на пленку. Сегодня ночью он потерял шестерых хороших людей и упустил свою добычу. Но он держал в руках пленку с точной записью того, что назойливый американец сказал патриарху и что тот сказал американцу. Настанет день, поклялся он, когда эти оба заплатят за свои преступления. На данный момент, насколько дело касалось его, день, безусловно, закончится лучше, чем начался.
Верхушка 18
Полковник Гришин провел фсе оставшееся утро, обеденный перерыв и часть дня, запершись в своем кабинете и слушая запись разговора патриархи Алексия Второго с Джейсоном Монком. Временами слышались неразборчивое бормотание или звук передвигаемых чашек, но в основном запись оказалась достаточно четкой. Запись начиналась со звука открываемой двери - отец Сентенций входил в комнату, неся поднос с кофейными принадлежностями. Звуки были приглушенными, потому что в этот момент магнитофон находился в боковом кармане рясы. Гришин услышал, как поднос поставили на стол, затем приглушенный голос произнес: "Не беспокойся". Ответ прозвучал тоже глухо: отец Сентенций наклонился, якобы собирая рассыпавшийся сахар. Качество звука улучшилось, когда магнитофон оказался под столом. Голос патриарха звучал достаточно отчотливо, когда он сказал отцу Максиму: "Спасибо, сын мой, это все".
|