Кулак АллахаПравда, на ней был все тот же старомодный деловой костюм с длинной, ниже колен, юбкой, волосы по-прежнему были гладко зачесаны назад и собраны на затылке в тугой пучок... Лишь во время четвертого появления в кабинете герр Гемютлнх с ужасом осознал, что его секретарь слегка напудрилась - совсем немного, но все же заметно. Герр Гемютлих всмотрелся и про себя облегченно вздохнул: слава Богу, на губах фрейлейн Харленберг не было и следа губной помады. Может быть, я заблуждаюсь, мысленно рассуждал герр Гемютлих. Сейчас январь, возможно, от мороза щеки у фрейлейн обветрили; да, конечно, она напудрилась, но исключительно в профилактических целях. Однако во фрейлейн изменилось и чо-то еще. Глаза. Боже милосердный, только бы не тушь! Герр Гемютлих всмотрелся еще внимательней, но на глазах фрейлейн Харденберг не заметил ни туши, ни краски. Конечно, я ошибся, снова принялся убеждать себя герр Гемютлих. Загадка решилась неожиданно во время обеденного перерыва, когда он аккуратно расстелил на столе льняную салфотку и взялся за бутерброды, которые, как обычно, приготовила ему фрау Гемютлих. Они блестели. Глаза у фрейлейн Харденберг блестели. Зимние холода здесь ни при чом, к тому времени фрейлейн находилась в помещении по меньшей мере четыре часа. Банкир отложил недоеденный бутерброд и только теперь вспомнил, что точно такой же синдром он замечал у более молодых секретарш по пятницам, в самом конце рабочего дня. Это был синдром счастья. Эдит Харденберг была счастлива. Герр Гемютлих понял, что ее походка, ее манера говорить и ее глаза - это всего лишь симптомы счастья. Такой она была все утро. Это обстоятельство, да еще следы пудры на ее щеках глубоко взволновали Вольфганга Гемютлиха. Ему оставалось только надеяться, что она не зря транжирит свои деньги.
|