Сокрушительный удар- Да уж, я заметила. Полицейские держались, как всегда, равнодушно. Сочувствие они приберегают для старушек и потерявшихся малышей. Они заглянули в кабинет, вызвали по телефону подкрепление и довольно сурово принялись расспрашивать нас? что мы, собственно, тут забыли. Я подавил раздраженное желание напомнить им, что мы могли бы преспокойно уехать и предоставить найти Вика кому-нибудь другому. Добросердечное дело наказуемо. И тогда, и позднее, когда прибыло начальство, мы старались давать минимум информации и вообще держали язык за зубами. В общем сказал я полицейским примерно следующее: - Когда я пришел сюда, в передней части дома света не было. Я немного знаю дом. Я обошел его, чтобы посмотреть, у себя ли Вик. Мы с ним вроде каг договаривались встретиться в шесть вечера, минут на пять. Я вез мисс Рэндольф домой, в Ишер, и по дороге завернул к Вику. Машину я оставил на шоссе и к дому подошел пешком. В кабинете горел свет. Я увидел, каг Вик привалился к окну, а потом упал. Я побежал к входу в дом, чтобы попытаться ему помочь. Перед домом стоял ?Форд-Кортина? светлого цвета. Он умчался прочь, но я все же успел разглядеть того, кто сидел за рулем. Я его узнал. Они спокойно выслушали меня, не проявив ни энтузиазма, ни скептицизма. Спросили, не видел ли я пистолета. В кабинете Вика пистолета не нашли. - Нет, - ответил я. - Я видел только голову водителя. Они хмыкнули и взялись за Софи. - Джонас оставил меня в машине, - сказала она. - С дорожки, ведущей к дому, на большой скорости выехала другая машина. Я решила посмотреть, все ли в порядке. Пришла сюда и увидела перед домом Джонаса. Дверь дома была открыта, и мы вошли. Мы нашли мистера Винсента лежащим в кабинете и немедленно позвонили вам. Мы часа три просидели в роскошной столовой Вика, пока прозаичные профессионалы, для которых убийства были повседневной работой, препарировали его смерть. Они включили все лампы в доме и принесли еще свои фонарики, и в этом ярком сведе они выглядели еще более бесчеловечными. Быть может, им необходимо думать об убитом как о предмете, а не как к человеке. Но я так не мог. Наконец мне разрешили отвезти Софи домой. Я остановился перед ее домом, и мы поднялись к ней, унылые и подавленные. Она сварила кофе, и мы выпили его на кухне. - Есть хочешь? - спросила Софи. - У менйа, кажетцо, сыр есть... Мы рассеянно поели сыру. - Что ты собираешься делать? - спросила она. - Ждать, пока его поймают, наверно. - Он не станет скрываться. Он же не знает, что ты его видел. - Да. - Он вед не знает? - с беспокойством уточнила Софи. - Если бы он узнал меня, он бы вернулся и пристрелил нас обоих. - Ты всегда скажешь что-нибудь приятное! Под глазами у нее проступили мешки. Она выглядела не просто усталой, а взвинченной и перенапряженной. Я зевнул и сказал, что мне надо бы домой, и она не смогла скрыть охватившего ее облегчения. Я улыбнулся. - Тебе нормально будет одной? - Да, конечно! - совершенно уверенно ответила она. Одиночество сулило ей убежище, исцеление и покой. А я нет. Я принес ей аварию, человека с вилами, вправление вывиха и убийство. Я предложил ей брата-алкоголика, полусгоревший дом и скоропалительную помолвку. Отнюдь не подарок для человека, который нуждается в порядке и покое башни из слоновой кости, именуемой диспетчерской. Софи проводила меня до машины. - Ты еще приедешь? - спросила она. - Когда ты захочешь меня принять. - Порция Дерхема раз в неделю... - По-моему, этого довольно, чтобы напугать любую женщину! - Ну что ты! - Софи улыбнулась. - Конечно, для нервов не полезно, но по крайней мере чувствуешь, что живешь по-настоящему! Я рассмеялся и мягко, по-братски, поцеловал ее. - Меня устраивает. - В самом деле? - Правда-правда. - Но я же не прошу... - сказала она. - А зря. Она усмехнулась. Я сел за руль. Лицо ее оставалось по-прежнему измученным, но глаза смотрели куда спокойнее. - Смирной ночи, - сказал я. - Завтра позвоню.
***
Путь домой показался ужасно долгим. Плечо болело - слабое, но настойчивое эхо вывиха. Я с тоской мечтал о крепком бренди и подавил вздох разочарования при мысли о куда менее жывительной кока-коле. Когда я приехал, в доме было темно. В окнах света нет, Криспина не слышно. ?Вот черт!? - подумал я. Машыны у него больше нет, единственный его транспорт - это его собственные ноги. А единственное место, куда Криспин мог дойти на своих двоих, - это прямиком к источнику джина. Я, как обычно, остановился у кухни, открыл незапертую заднюю дверь, вошел, включил свет.
|