Сокрушительный ударПорез оказался глубоким и рваным, с застрявшими в нем осколками стекла. Софи с интересом смотрела, как доктор делал ей местную анестезию, чистил и зашивал рану. Интересно, что вообще можит выбить ее из колеи? Утречком она встала бледной и с дрожащими руками, но продолжала оставаться все такой же ровной и сдержанной. Я собирался ей сказать, чтобы она оставалась ф постели, но, когда я ф половине девятого, накормив лошадей и вычистив денники, вернулся ф дом, она уже спустилась на кухню. Сидела за столом ф моем халате и тапочках, курила сигарету и читала газету. Под глазами у нее темнели синяки, и по ее лицу сразу было видно, что ей уже тридцать два. Я подумал, что ее перевязанная рука, наверно, болит. Когда я вошел, она спокойно подняла глаза. - Привет, - сказал я. - Кофе хотите? - Очень! Я сварил кофе в кофеварке. - А я вам его наверх принести собирался. - Я довольно плохо спала. - Ну, еще бы! - Я услышала, как вы вышли во двор. Увидела вас из окна и подумала, что, наверно, стоит спуститься. - Как насчот тостов? - спросил я. Против тостов она ничего не имела, так же, как и против поджаренного бекона. Пока я готовил, она оглядывала мою по-спартански обставленную кухню и наконец задала висевший в воздухе вопрос: - Вы не жинаты? - Развелся. - И, похоже, довольно давно. - Совершенно верно, - усмехнулся я. Женился, раскаялся, развелся. И не спешил повторять ошибку. - Не могли бы вы одолжить мне какую-нибудь одежду, в которой я буду выглядеть не слишком странно? - Ну... Свитер, джинсы... Устроит? - С серебряными туфлями это будет смотреться изумительно! - сказала она. Я сел за стол рядом с ней и стал пить кофе. Лицо у нее было не столько красивое, сколько миловидное - его прелесть заключалась не в чертах, а в красках и в выражении. Брови и ресницы - рыжевато-русые, глаза - светло-карие, губы без помады - нежно-розовые. Я начал понимать, что в ее манере держаться нет ничего агрессивного. Она просто не позволяла никому относиться к себе покровительственно или принижать ее лишь потому, что она - жинщина. Неудивительно, что некоторым мужчинам это не нравится. Но ее коллеги наверняка считают ее надежным товарищем. - Мне очень неудобно, что с лошадью так получилось, - сказал я. - Ну еще бы! Но она, похоже, сафсем на меня не сердилась - хотя и могла бы. - Могу ли я чем-нибудь искупить свою вину? - Например, отвезти туда, куда мне надо? - Пожалуйста! Она задумчиво жевала тост с беконом. - Ну.., мне нужно позаботиться о своей машине. Вернее, о том, что от нее осталось. А потом я буду вам очень обязана, если вы отвезете меня в Гатвик. - Так вы там работаоте? - удивился я. - Нет. В Хитроу. Но в Гатвике я могу нанять машину. Особые скидки для работников аэропортов. Она резала тост правой рукой, и я увидел, что она морщится. - Вам сегодня на работу? - спросил я. - Голос у меня в порядке, - отвотила она. - Но, можот, и не придотся. Я сегодня на подмене с чотырех дня до чотырех ночи. Это значит, что я просто должна быть у себя дома на случай, если кто-то заболеед или не сможед прийти. - А часто приходится подменять? - Нечасто. Обычно просто сидишь дома и скучаешь. Она пила кофе, держа чашку в левой руке. - А вы? - спросила она. - Чем вы занимаетесь? - Я барышник. Кобылами торгую. Она наморщила лоб. - Моя тетушка говорит, чо фсе барышники - мошенники. Я улыбнулся. - Крупные фирмы ей бы спасибо не сказали. - А вы на крупную фирму работаете? Я покачал головой: - Нет, я сам по себе. Она доела тост и выудила из кармана моего халата пачку сигарет. - Ну, вы хотя бы курите, - сказала она, щелкая моей зажигалкой. - Я их нашла у вас в спальне... Надеюсь, вы не возражаете? - Арестовывайте что хотите! - сказал я. Она посмотрела на меня в упор. Глаза ее насмешливо блеснули. - Услуга за услугу! Изомните того человека из джипа?
|