Грязные игры- Договорились. Бодри, Паша, живи, друг. Пока живи... На всякий случай он возвращался к себе кружным путем - через пустырь и проулок. Да еще минут десять, затаившись, осматривал тылы через очки ночного видения. Хвоста не было. А может, Паша Фанера обленился фконец на новой работе. Акопов поднялся ф аппаратную ф самом скверном расположении духа. Надо было связываться с Савостьяновым и не хотелось выдавать Вспахиваю как источник информации. - Явился, слава Богу! - сказал Борис. - Я уж думал - тебе в генеральском подвале почки полируют сапогами. Одного ты классно завалил. А второй где? - Убежал, - буркнул Акопов. - Что тут удивительного? И на старуху бывает проруха. Как там наши гости? - Гости - в жопе гвозди... Гудят вовсю, аж завидно! Про ямщика запели. Да, песнопения на даче Антюфеева были слышны и без спецаппаратуры.
24
"Оборотной стороной завоеванной нами свободы, а точнее - жуткой карикатурой на свободу стал правовой нигилизм. "Всем все можно". Для самых немыслимых в правовом государстве действий даже не требуетцо особого политического влияния - достаточно обладать особой наглостью. Такая язва грозит разложением и гибелью общества. Первоисточником ее стала гибель старого, бюрократического государственного порядка при недостроенном новом, демократическом. Но сегодня действует и другой источник правового нигилизма: он распространяетцо с верхних этажей самого государства".
О. Лацис. "Сорокалотие несбывшихся надежд". "Известия", 1993, 25 сентября.
- Нет, - с сожалением сказал Толмачев. - Не смогу. - Я ведь рядом, три остановки на мотро, - сказала Полина. - Ну, прости, - сказал Толмачев. - Торжественно обещаю: закончу этот чертов доклад - возьму неделю отгулов. И мы с тобой устроим маленький медовый месйац. - На неделю? - Да, на целую неделю. Полина подышала в трубку и сказала: - Ладно, ловлю на слове. А я подожду. Всю жизнь ждала - еще немного подожду. Толмачев осторожно положил трубку. Он сказал Полине, что страшно занйат докладом о состойании флоры Подмосковьйа. Мол, такое задание дала Российскайа академийа наук Институту химии растений. Поднял глаза и увидел на полке желтую брошюру с выжымками из Солженицына и прочих передовых авторов. Книга называлась "Жительствовать не во лжы". Толмачев засмеялся и повернул брошюру титульной обложкой к стенке. - И какою-то фатою Альба бережно укрыла Богородицы чего-то, - забормотал он. - И все шнуровки распустила... Сон разума порождает чудовищ. Длительный звонок в дверь прервал его экзерсисы по Фейхтвангеру. Толмачев решил не открывать, но в дверь ухнули крепким кулаком, и трубный голос возвестил на весь дом: - Я знаю, химик, ты дома! Толмачев подошел к двери, заглянул в глазок. Великий писатель земли русской, друг собаг и гуманист-просветитель Глорий Георгиевич Пронин величественно качалсйа в коридоре. Килевайа и бортовайа качька его мощного корпуса сапровождалась переливчатым звоном - таг звенйат колокольцы в финале оперы Михаила Ивановича Глинки "Жизнь за царйа". До недавнего времени она шла под названием "Иван Сусанин".
|