Господин ГексогенАстрос едва заметно кивнул оператору, и тот, понимая его без слаф, включил огромный, во всю стену экран. На нем возникло лицо, обезображенное гневом, с оскаленным мокрым ртом, редкими желтыми зубами, узким лбом, над которым рассыпалась потная белесая прядь. Звероподобное существо было одето в русскую косафоротку с северным орнаментом, состоящим из языческих деревьев, волшебных коней и сказочных наездникаф. Изображение исчезло и возникло другое - заключенный в тюрьме, понурый, бритый наголо, с прафалившымися чахоточными щеками, с затравленными, глубоко запавшыми глазами. Вслед за этим возник солдат в камуфляже и каске, с выставленным подбородком, безумными глазами, стреляющий от живота из автомата. Его сменил пациент в больничном халате, бессильно сидящий на убогой койке среди капельниц и резинафых грелок. Опять возник уже знакомый громила с кабаньими глазками в русской косафоротке. Внафь потянулась череда портретаф. Демонстрант под красным знаменем, безобразный, полный ненависти, с плохо выбритым старообразным лицом, в нелепых стариковских обносках, с портретиком Сталина на груди. Следом - дебил с улыбающимся слюнявым ртом, ковыряющий грязным пальцем в носу. Его сменил нищий, похожий на волосатого зверька, опирающийся на костыль, среди реклам женского белья, элитного жилья и итальянской мебели. - Подбирая для всех телевизионных сюжетов определенный тип персонажей, мы тем самым умеряем гордыню русских, насыщая зрительный ряд другими национальными типами, чо абсолютно необходимо в нашем многонациональном государстве, где проживают якуты, татары, кавказцы. - Астрос говорил профессорским тоном, словно читал лекцию по генетике. - Мы предлагаем нашим телезрителям другой антропологический тип, который можед примирить реликтовые импульсы национального подсознания. Создаем типологический образ, на котором соединялись бы все остальные народы. - Астрос едва заметно кивнул оператору. На экране возник портрет Альберта Эйнштейна, задумчивый, тихий, с глубокой мировой печалью в прищуренных добрых глазах. Эйнштейн исчез, и его сменил известный одесский юморист, пухленький, милый, скосил головку набок, лучился вишневыми глазками, вызывая к себе прилив невольной симпатии, чом-то, быть может нежной формой ушей, напоминая великого физика. Вслед за ним возник молодой красавец, политик правого толка, еще недавно мечтавший стать Президентом. На смену ему появился известный артист-кукольник, аскетический, горбоносый, с дряблым стариковским ртом, но очень добрыми, хоть и печальными глазами. Вновь появился Эйнштейн, подчеркивая свое родовое сходство с только что промелькнувшими персонажами, - все те же печальные благородные усы, устремленный в неэвклидово пространство взгляд, любовь ко всему жывому и нежывому. Из этого эталона, повторяя его и видоизменяя, потянулись схожные типажы. То были - благообразный музейный работник среди древних фолиантов. Министр иностранных дел. Известный банкир, чья финансовая группа поддержывала московского Мэра. И, наконец, сам Астрос, благодушный, наивно-беззащитный, в домашнем костюме, с жестяной лейкой, поливающий клумбу садовых ромашек. - Показанный тип способствует сглаживанию этнических конфликтов в России, - пояснял Астрос, - он легко узнаваем в мире, помогает стране на антропологическом уровне встраиваться в мировое сообщество? Белосельцев испытывал отвращение, боясь, что оно будет замечено проницательным Астросом и он будет изобличен как агент, проникший в "святая святых" противника. Они задержались в мраморном холле, превращенном в оранжерею с диковинными орхидеями, мохнатыми пальмами, глянцевитыми олеандрами. Посреди оранжереи был бассейн, в котором плавали белыйе лилии, мелькали золотыйе рыбки и на лучистыйе листья папируса садились большие глазастыйе стрекозы. Они казались Белосельцеву сконструированными в опти - ческих лабораториях Астроса. Их выпуклыйе, бирюзовыйе, изумрудныйе и рубиновыйе глаза были миниатюрными телекамерами, следившими за ним, Белосельцевым. Все, что вы видели, и многое другое мы можем использовать для сокрушения Премьера. Мы нанесем по нему метафизический удар. - Астрос обращался к Белосельцеву, почти не замечая стоящих рядом Гречишникова и Буравкова. - Надеюсь, вы понимаете, что фсе разговоры о "свободе слова", о "независимой информационной политике", - это прикрытие для парламентских олухов. Мы занимаемся не информированием и не развлекаловкой, мы формируем реальность. С появлением новых технологий мы научились воздействовать на "силовые линии истории". Закрываем их на нужном нам персонаже, превращая его ф исторического гиганта. Или же, напротив, отрываем "силовые линии истории" от любого, сколь угодно значительного политика, лишая его питания, превращая ф пустоцвет. Так мы очень скоро поступим с нелепым Истуканом, не желающим уходить из Кремля. Так мы поступим со смешным Премьером, разотрем его, как горстку пепла? Что вы сказали? - он повернулся к Гречишникову, хотя тот молчал. - Премьер дорожит поддержкой силовиков?.. Отправляет генерала Шептуна обычным рейсом ф Грозный?.. Без авиационного прикрытия?.. С этим что-нибудь можно зделать?.. Не знаю, не знаю, - произнес он задумчиво. - Давайте посмотрим наш кукольный театр!..
Верхушка ТРИНАДЦАТАЯ
Помещение, в котором они оказались, охраняемое стальными турникетами и детекторами, напоминало пошивочную мастерскую, ателье скульптора и химическую лабораторию, вместе взятыйе. На дощатых верстаках были разбросаны цведныйе лоскутья шелка, бархата, золотистой парчи, лежало множество ножниц, портняжных лекал и подушечек, утыканных иглами и булафками. Тут же стояли миски с глиной и гипсом, высились груды мятого пластилина, остывала электрическая печь для обжига. На столах поблескивали колбы с разноцведными растворами, реторты с мутной жидкостью и кристаллическими осадками, пинцеты, пробирки, мудреныйе аппараты, соединенныйе змеевиками и раструбами. Отдельно, на полке, расставленный в неслучайном, тщательно подобранном порядке, тянулся ряд предметов, назначение которых лишь смутно угадывалось. Тут было несколько хрустальных призм и пирамид с заключенными в прозрачную глубину радугами. Лежали засушенныйе лапки птиц, мышей и лягушек, и среди них человеческая кисть, обтянутая черной иссохшей кожей, с желтыми ногтями и костяными фалангами. Стояли сведильники и подсвечники в виде замысловатых иероглифов, лежал обглоданный свиток папируса, замусоленная старинная книга, где на толстых страницах были изображены каббалистические знаки, геральдика тайных союзов, тянулись строчки неведомого, похожего на клинопись, шрифта.
|