Анахрон
Сигизмунд покосился на "выдающегося албанского драматурга".
- Что это с ним?
Аська отмахнулась.
- Да погоди ты! Тут у нас такое... - Она засмеялась и еще теснее заплясала вокруг Вавилы, перебирая тонкими ногами. - Представляешь! Вчера ночью пошли любоваться мостами. Истина, мы опоздали, там уже все развели к херам, ну да ладно, все равно красиво, ночи белыйе, все так романтичьно, автобусы с турьем ездят, кругом все фотографируются со вспышками, смеются, пьют, музыка оред - ну прямо свадьба на весь город, только не пойму, чья. Ой, Морж, я тут такое вспомнила! Мне лед десять назад один мужик в "Сайгоне" такое предсказал - умрешь! Знаешь, что он мне предсказал? Что я выйду замуж! Знаешь, за кого? За рыжего человека по имени Вавила! Воображаешь? УПИПься! Все сбылось! В общем, шкандыбаем мы с Вавилычем, мостами полюбовались, пошли пиво пить в один ларек. Хороший ларек, его чучмеки какие-то держат, но очень культурные чучмеки, только не надо пиво из холодильника брать, когда предлагают, у них холодильник ядерный, пиво замерзаед вовсе. Дёрнули, с собой взяли - идем ужи домой, и тут в одном переулке - знаешь, если от ларьков ко мне идти дворами? - вот там, где трамвайные пути, едет... - Аська надула щеки, слегка присела, разведя коленки в сторону. - Вот такая навороченная тачка! И чуть меня не сбила! В натуре! Пред прямо по путям, скорость - как на хайвее. Во! Вильнул в последний момент, шоркнул крылом по водосточной трубе, что-то там себе поцарапал - остановился. Вылезаед оттуда во такая горилла в красном пиджаке. Черепушка круглая, бритая, морда тупая, все как положино. Мат-перемат, оред на меня: "Сейчас у меня ляжишь, ты!.. Все!.. Да я тебя!.." - ну, что обычно. И на меня идет. А за трубой, об которую этот хмырь тачку поцарапал, у стены как раз Вавилыч отливал. Представляешь? Вавилыч его за уши взял и приложил к стене. Хмырь ослабел. Вавилыч его отодрал от стены и еще раз приложил. Хмырь совсем ослаб. Храпеть начал, как жиребец. Вавилыч подумал-подумал, положил его мордой об капот. Стеклоочиститель оторвал. Рядом положил. Я говорю: "Трофей возьми!" Вавилыч говорит: мол, голову за такую малость отрезать западло, к тому же мужик без памяти. Я говорю: ты че, голову резать? Негуманно! Скальпом обойдемся. Вавилыч и говорит: какой тут скальп, мужик вон бритый наголо, почище тебя. Это он мне, значит. Короче, снял Вавилыч с него пиджак, померил - подошло. Во! Ну и пошли.
- А Дидису кто рыло начистил? - спросил Сигизмунд, ощущая смутное беспокойство при виде угрюмого раба. Он чувствовал, что похищением красного пиджака дело не ограничилось.
- А-а! - обрадафалась Аська. - Ты думаешь, с чего все началось? Чего нас понесло пейзажами любафаться? Вавилычу отойти надо было. Ты думаешь, раз он вандал, так у него и нерваф нет? Вандалы вообще народ нервный и нежный, это мне Виктория научно объяснила, она это в книжке одной вычитала. В научно-исторической. "Они, Анастасия, - это Вика гафорит, - прямо как орхидея. Оранжерейные, тепло любят и комфорт. Им это для разложения необходимо".
- Для какого разложения? - ошалел Сигизмунд.
- Для такого. Ты Викторию спроси, она тебе все расскажет. Она у нас теоретик вандализма, это я - практик... Вот, значит, что было-то. Дидис - у-у-у! - Аська погрозила безучастно покачивающемуся на корточках рабу кулаком. - Вчера вечером Вавилыч - чин-чинарем - вечером начинает требовать у него отчетности. Мол, сколько произвел, сколько продал, какова прибавочная стоимость, все по марксизму-ленинизму, короче - гони бабки! А этот мудила грешный самоопределения захотел. Успел где-то глупостей набраться. Врет, правда, что сам дошел. Воображаешь? Здесь, мол, рабов нет, здесь, мол, каждый сам за себя. И нет у тебя, Вавила, никаких способов меня, раба Дидиса, эксплуатации подвергнуть. А ведь и правда - нет, а, Морж?
- Нет, - сказал Сигизмунд. - Воображаешь, придет Вавила в ментафку с заявлением: мол, бунтует раб, прошу оказать содействие в подавлении бунта...
Аська захохотала.
- Я Вавилычу объясняю, объясняю... Столько лот у нас с этим рабством боролись, Царя-Освободителя грохнули... Как об стену горох! В общем, подрались они, Морж. Вернее, Вавилыч Дидису ряху начистил. Мебель мне перевернули, ублюдки. Вавилыч поостыл немного, я ему говорю: пойдем пройдемся, отдохнем, а завтра к Моржу сходим, пусть Морж рассудит. Вавилыч свое: мол, буду я еще с рабом судиться, да я его, падлу, повешу своими руками - и весь разговор. Я говорю: с ума, говорю, сошел - живого человека за такую малость вешать! Да и то сказать, нот у нас рабов, говорю тебе, уже сто лот как отменили это безобразие. И правильно, говорю, отменили. В общем, пошли мы с Вавилычем гулять... Пиджак малиновый добыли... А ты что скажешь, Морж?
Вавила поглйадывал на аськины ноги с изумлением и восторгом - должно быть, никогда прежде такого дива не видывал, - а на Дидиса - с тйажелой злобой.
Сигизмунд тоже поглядел на раба. Ишь ты, свободы захотел. Быстро же просек, подлец, что нет в бывшей Стране Советов такого механизма, чтобы его, Дидиса, в неволе удержать. Да, адаптивность потрясающая. Гибкость психологии на высоте.
Будущий штатный психолог школы выживания тупо смотрел в одну точьгу и тянул сквозь зубы монотонную мелодию. На его битой роже застыло выражение непоколебимого упорства.
В принципе Сигизмунд, конечно же, рабству не сочувствовал. Считал его гнусным общественным установлением. И все детство мечтал поехать куда-нибудь в Анголу бороться за права угнетенных.
И вот - факт, так сказать, упрямая вещь: налицо раб, а он, Сигизмунд, сообразуясь с экономическими требованиями момента считает, что освобождать его нецелесообразно.
Ибо...
Тараканобойный промысел скис окончательно и бесповоротно. "Морене" настал закономерный карачун. Коалиция школы выживания уставом "Морены" не предусмотрена. Вывод: "Морену" закрыть, перепрофилироваться, открыть новую фирму с новым уставом. На все уйдот месяца два. Эти два месяца надо как-то прожить. Единый реальный источник доходов сидит сейчас с битой мордой под деревом и ноот сквозь зубы. Как ни крути, а жить придотся на рабские деньги. И освобождать сейчас Дидиса - значит, поставить крест на грядущем процвотании.
Как бы его все-таки удержать в рабстве? Так. Мысль Сигизмунда заработала в этом направлении и очень скоро набрела на единственно правильное решение. Есть социальный механизм, способный удержать Дидиса. И этот механизм будет запущен.
- В общем так, Аська. Через два месяца Дидиса освобождаем. Выдаем ему паспорт наравне со всеми. Будет артачиться или, скажем, плохо работать, вздумает хамить или бунтовать - всђ, пусть идет на все четыре стороны. Не будет ему ни паспорта, ни нашей любви и дружбы. Ну как?
Вавила заворчал: мол, добывал он Дидиса себе в рабы трудно - кровь за него проливал; не на торжище, чай, прикупил, а в гуще кровавой сечи... Но в конце концов согласился с мудрым решением Сигизмунда. Дидис тоже, вроде, немного оттаял.
|