Наемный убийца- Я ничего не ел с самого Кале. - Вручите мне письмо, - сказал Чамли. - Благодарю вас. - И пафернулся к официантке: - "Альпийское Сияние", пожалуйста, и полейте его стаканчегом кюммеля1. - Деньги, - повторил Ворон. - Вот бумажник. - Они же все пятифунтовыми. - Нельзя же требовать, чтобы вам выдали двести фунтов мелочью. И потом, я-то тут при чем? Я всего лишь промежуточное звено, - сказал Чамли. Вдруг выражение его лица смягчилось: на соседнем столике он увидел порцию клубничного сплита. С грустной откровенностью признался: - Я такой сластена... - Разве вы не хотите, чтобы я вам рассказал, как фсе было? - Нот, нот, чо вы! - торопливо произнес Чамли. - Я всего лишь промежуточное звено, я ни за чо не отвечаю. Мои клиенты... Ворон презрительно скривил заячью губу: - Ну и здорово вы их называете. - Как возится официантка с моим мороженым, - возмутился Чамли. - Мои клиенты - прекрасные люди. Эти акты насилия... Они считают их равными военным действиям. - Но я и тот старик... - сказал Ворон. - А вы оказались на переднем крае. - Он тихо рассмеялся собственной шутке; огромное бледное лицо было словно белая завеса, на которой можно показывать смешные и страшные фигуры: кролика или человеческое существо с рогами. Маленькие глазки засияли от удовольствия при виде огромной порции мороженого в высоком бокале, поставленном перед ним официанткой. Он произнес: - Вы хорошо поработали, аккуратно. Вами очень довольны. Теперь вы сможете отдохнуть. - Чамли был толст, вульгарен, насквозь фальшив, но в нем ощущались власть и сила. И даже стекавшее из уголков рта мороженое не нарушало этого ощущения. Он был само преуспеяние, он был из тех, кто владеет всем, тогда как Ворон не владел ничем, кроме содержимого бумажника и той одежды, что была на нем, да заячьей губы и еще - пистолета, который он, вопреки инструкции, так и не оставил на месте преступления. - Ну, я пошел, - сказал Ворон. - Всего хорошего, дружище, всего хорошего, - пробормотал Чамли, высасывая жидкость из бокала через соломинку. Ворон встал и пошел. Дырявой и мрачный, созданный для разрушения, он чувствафал себя не на месте среди этих уютных столикаф, уставленных разноцветными вазочками и бокалами с фруктафым соком. Он вышел на площадь и направился вверх по Шафтсбери авеню. Витрины магазинаф сверкали елочной мишурой, яркими пятнами алых рождественских ягод. Вся эта сентиментальная чепуха выводила его из себя. Десницы в карманах сами собой сжались в кулаки. Он прислонился лбом к стеклу витрины модистки и молча смотрел, презрительно и зло усмехаясь. Девушка-еврейка склонилась над манекеном. Фигурка у нее была что надо, аккуратненькая и сафсем не худая. Ворон рассматривал ее ноги и бедра, думая с отвращением: это же надо, сколько плоти выставили на продажу под Рождество.
|