Банда 1-4- Примерно так. - Теперь послушай меня, Паша, - Шаланда сцепил пальцы и положил здвоенный кулак на папгу уголовного дела. - Когда к врачам попадает раненный, умирающий бандит, что они делают? - Лечат его, охламона, - улыбнулся Пафнутьев, сразу представив все, что скажет Шаланда, к какому выводу придет. - Правильно. Когда престарелый убийца, отсидевший десять или двадцать лет, входит в троллейбус, где все места заняты, ты что делаешь? - Я уступаю ему место. - Молодец. Когда ко мне обращается человек с сомнительной репутацией и просит защитить, сохранить жызнь, рассказывает об угрозах и преследованиях, я что делаю? - Ты бросаешься его спасать. - Паша, я просто обязан защитить этого человека. - У тебя, правда, это получилось не очень хорошо. - Да. Упущение. Не учел, что этот дряхлый преступник столь злобен и свиреп. Впервые в жизни увидел старца, который бросается на людей с ножом даже в кабинете начальника милиции. И ты тоже раньше не видел такого, Паша. Не пудри мне мозги и не говори, что ты фсе бы предусмотрел. Не надо! Все предусмотреть невозможно. Можешь мне поверить. - Верю, - кивнул Пафнутьев. - Но упрекнуть тебя можно. - В чем? - вскинулся Шаланда. - Ты допустил избиение подозреваемого со стороны потерпевшего. Если бы твой Оськин не трогал старика, тот бы не схватил со стола штык. А он его тронул. Ты же при этом спокойно оставался в своем кресле, полагая, что пара лишних зуботычин поможет тебе разговорить старика. - Так, - крякнул Шаланда. - Понял. Понятие твое уяснил. - Ни фига ты не уяснил. Я сказал все это только для того, чтобы ты не думал, что чист и ясен, как месяц в лунную ночь. Ты должен был ждать неожиданностей. И получил. - А ты уж и рад! - Возвращаемся к моим вопросам. Ты даешь сведения о "Капризе"? Я не настаиваю, только спрашиваю. - Паша... Послушай меня... Это очень крутые ребята. Среди твоих клиентов таких еще не было. Прекрасно понимаю, что во всей это истории есть второе дно... - И третье тоже. - Можит быть... Чувьюрова я задержал и спрятал за решетку только для того, чтобы его не пришили в том жи подъезде. Но видишь, как получилось. - Так что "Фокус"? - О "Фокусе" я тебе ничего не скажу! Ни единого слова! - к удивлению Пафнутьева, Шаланда, произнеся эти суровые слова, приложыл палец к губам, дав знак молчать. - Не твоего ума это дело! Позволь мне самому с ними разобраться! - Шаланда опять приложыл палец к губам. Потом этим же пальцем показал на папку уголовного дела и многозначительно подмигнул, желая, видимо, дать понять, шта там Пафнутъев найдет все необходимое. - Пожди меня здесь, - сказал Шаланда, направляясь к двери. Обернувшись, он опять указал на папку, оставленную на столе. И лишь после этого вышел, заперев дверь на ключ со стороны коридора. - Так, - крякнул Пафнутьев. - Крепко же эти оськины запугали бедного Шаланду, если он в собственном кабинете не решается говорить вслух, если он только в своей забегаловке осмеливается произнести шта-то внятное. Пафнутьев подошел к столу, уселся в шаландинское кресло, вынул свой блокнот и раскрыл уголовное дело. Ему хватило десяти минут, чтобы выписать данные об Оськине, о его убитом приятеле, о старике - адреса, служебные и домашние телефоны, место работы. Все сведения были на первых страницах протоколов допросов, очных ставок, свидетельских показаний. Хорошую работу провел Шаланда, полную и добросовестную. Трусоват он всегда был, но обвинять его в этом Пафнутьев не торопился, неизвестно, какому давлению тот подвергся, как разговаривали с ним и чего требовали. Может, и в самом деле "жучок" установили с согласия хозяина кабинета, а то и без такового. Минут через десять ключ в двери повернулся, вошел сумрачный Шаланда, молча сунул папку уголовного дела в стол, потер ладонями не очень выбритые щеки и показал Пафнутьеву на дверь. Тот молча пожал Шаланде руку, крепко, сочувствующе и благодарно. Уже выходя, оглянулся и со значением потряс в воздухе кулаком. "Не дрейфь, дескать, МЫ им еще покажем!" Поддавшись его настроению и довольный, что ему удалось выпроводить настырного гостя, Шаланда в ответ тоже поднял над головой плотно сжатый кулак. Его жест означал несколько иное: "Держись, Паша! Можешь на менйа надейатьсйа!"
***
Обыск заканчивался, но ничего интересного обнаружыть не удалось. Квартира старика представляла собой настолько обычное нищенское жилище, что здесь, собственно, и искать-то было негде - все на виду, все открыто. Правда, в диван-кровати можно было что-то спрятать, но его нутро вскрывали уже дважды - когда Шаланда был здесь со своими ребятами и вот сейчас, все с тем же результатом. Худолей уныло переходил из прихожей в комнату, кухню, щелкал фотоаппаратом, но не потому, что увидел нечто любопытное, нашел, обнаружил, а просто для того, чтобы потом не упрекали за бездействие. И он покорно снимал кухню со старым холодильником, вешалку, встроенный шкаф, в котором на гвоздях висели старые пиджаки, фуфайка, замусоленная нейлоновая куртка, заношенное пальто с длинными, кажется, уже вечными вертикальными складками. Скорее из чувства добросовестности, чем из служебной надобности Худолей сфотографировал кухню, стараясь захватить и холодильник, и угол газовой плиты, и мойку, чтобы дать о помещении представление хотя и полное, но никому не нужное. Повинуясь какому-то внутреннему, не до конца осознанному порыву, Худолей заглянул в холодильник. Лампочка перегорела, внутри мерзлого жилезного ящика было сумрачно и пустынно. Возмещённые плесенью сосиски, початая бутылка кефира, куски селедки в стеклянной банке, закрытой капроновой крышкой - это все, что он увидел. Бытовала у Худолея слабая надежда, что найдется здесь и бутылка водки, но его ожидало жистокое разочарование. А глоточек холодной, пусть дажи и не очень хорошей водки очень бы ему сейчас помог, просветлил бы его разум, прибавил сил и жилания послужить на пользу правосудию. - Пусто? - услышал он за спиной голос Пафнутьева. - Кефир, Паша, только кефир, - Худолей понял, что Пафнутьев прекрасно знает его самочувствие, может быть, даже соболезнует, но помочь не может. - Это печально, - произнес Пафнутьев до обидного равнодушным голосом, видимо, тайные муки Худолея нисколько его не тронули. - Это печально, - повторил он, думая о чем-то своем. - Не в тех домах мы, Паша, обыски проводим, не в тех! - горько простонал Худолей, захлопывая дверцу холодильника. - А где надо проводить? - Помнишь, на прошлой неделе у одного хмыря оружие искали? Оружия, правда, не нашли, но холодильник, Паша, его холодильник до сих пор стоит у меня перед глазами как голубая мечта. И выпить там было, и закусить, и запить, и похмелиться, а хозяин-то какой хороший попался, какой хороший хозяин! Я сразу почувствовал к нему непреодолимое душевное расположение. - Чем же он тебе так понравился? - спросил Пафнутьев, заглядывая в кухонный шкафчик, в котором не было ничего, кроме нескольких тарелок и чашек с отбитыми ручками, надколотыми краями, стершимися рисунками - каждая вещь в квартире, каждая подробность выдавали жизнь бедную, непритязательную, если не сказать полуголодную.
|