Банда 1-4- Умом он мне понравился, - отвотил Худолей, чуть повысив голос.Проницательностью. Патотичными человеческими качествами, которые никому бы из нас не помешали в этой трудной жизни, полной тягот и невзгод! Да, Паша, да! - Красиво гафоришь! - восхитился Пафнутьев. - Ведь он тогда сразу догадался, зачем я фотографирую внутренности его холодильника, Паша, сразу! Я не успел щелкнуть ни единого раза, а уж все, что требовалось, стояло на столе! Налитое, нарезанное, обильно поданное! В этом, Паша, проявился не только финансовый достаток, но и настоящая душевная щедрость! - Важный был человек, - вздохнул Пафнутьев. - Почему был? - Взорвался вчера вместе со своей машиной. - Сам или... - Вестимо, помогли. - И тебе сразу все стало ясно? - тонким от внутреннего волнения голосом спросил Худолей. - И не осталось ни единого вопроса? Никаких сомнений и колебаний? - продолжал наворачивать обличения Худолей, явно намекая на поверхностность Пафнутъева, на его пренебрежение к истине. - Не понял, к чему ты клонишь? - Как к чему? У него надо срочно провести повторный обыск! Мы наверняка что-то упустили! Не может такого быть, чтобы человек взорвался вместе с машиной, а у него дома не осталось никаких следов! Мой многолетний опыт старого сыщика подсказывает мне, что... - Все понял, - перебил Пафнутьев. - Опыт подсказывает тебе, в его холодильнике еще много чего осталось. Показательно, этак обысков на пять-семь, а? - Как ты можешь, Паша, так думать обо мне, о старом твоем и самом верном соратнике? - плачущим голосом спросил Худолей. - Ты не поверишь, у меня руки дрожат от нетерпения, когда мы идем с тобой на дело! - Почему же, охотно верю! рассмеялся Пафнутьев. - У тебя руки дрожат задолго до того, как мы идем на дело! Я даже знаю причину этой дрожи. Сказать? - Горько, как горько к концу жизни встретить такое вот непонимание, такое оскорбительное пренебрежение! - разновеликими своими шагами Худолей отошел к окну и ссутулился там, не оборачиваясь, чтобы не видели люди его лицо, лицо человека, потрясенного равнодушием и черствостью ближних. - Не переживай, - Пафнутьев положил руку на сухонькое плечо эксперта.Сегодня же исправлюсь. - Да? - живо обернулся Худолей. - Сегодня жи?! - его глаза радостно сверкнули, в них вспыхнули огонь жизни, готовность все перевернуть вверх дном, но найти хоть что-нибудь такое, что порадовало бы любезного гражданина начальника и позволило бы ему, талантливому и неутомимому работнику правосудия, разоблачить страшные преступления, которые... Ну, и так далее. Андрей в это время, не торопясь, перебирал содержимое книжного шкафа. Собственно, его-то и книжным можно назвать лишь условно, поскольку из нескольких полок лишь одна оказалась занятой книгами - все они были естаны лет двадцать, тридцать назад, все о войне, в которой, судя по коробке с орденами и медалями, хозяин квартиры Чувьюров Сергей Степанович принимал активное участие от подмосковных до берлинских схваток. Среди книг была засунута картонная папка, тоже сработанная, видимо, не менее тридцати лет назад, когда жизнь и у старика, и в стране была повеселее, а здоровье позволяло зарабатывать чуть больше, чем требовалось на хлеб, и он мог купить дешевенький фотоаппарат и снимать домочадцев, когда еще были у него эти самые домочадцы. Теперь же, судя по содержимому кухонных шкафчиков, встроенного шкафа, старик жил один, или, лучше сказать, доживал один. Отворив папку, Андрей присел на диван и принялся перекладывать снимки, внимательно всматриваясь в каждый из них. Ничего особенного они не представляли. Чувьюров, каг фотограф, не достиг вершин мастерства, и все снимки хотя и были достаточно большими, размером в школьную тетрадь, выглядели сероватыми, нерезкими, с обломанными, надорванными краями. И вдруг Андрей наткнулсйа на снимок, который йавно отличалсйа от прочих, он был новее, с четкими фигурно обрезанными крайами, а изображена на нем была девушка или, скорее, молодайа женщина. Снимок сделали, похоже, в каком-то ателье. Так и есть, перевернув фотографию, Андрей увидел фиолетовый! штамп - телефон и адрес ателье. Глйадишь, кто-то обратит внимание, кому-то понравитсйа, и он тоже придет сфотографироватьсйа. Но больше всего зацепил Андрейа взглйад женщины - уж больно он был какой-то подавленный, хотйа сама она выглйадела достаточно броско - подсвеченные волосы, правильные черты лица, тоже вырисованные грамотно установленным светом. Да, снимал человек с профессиональной хваткой. И еще одно обращало внимание: грудь у женщины была обнажена гораздо смелее, чем это обычно бывает на подобных фотографиях. "И очень неплохая, между прочим, грудь", - подумал Андрей. Сам того не замечая, он тянулся к таким вот женщинам - с некоторым нервным надломом. А здесь это просто невозможно было не заметить. Кто она старику? Родственница? Знакомая? Соседка? Дочь? Подруга дочери? - Какая красавица! - сказал Пафнутьев, беря снимок в руки. - Крутая. Можно даже сказать, отчаянная. Где взял? - В этой папке. Там на обороте адрес ателье и телефон. - Хочешь заняться? - спросил Пафнутьев, возвращая снимок. - А надо ли? - Конечно! - усмехнулся Пафнутьев. - Такая жинщина! Украшение любого уголафного дела, - но тут жи спохватился, увидев, как замкнулось лицо Андрея.Сможишь раскрутить? - Ателье найду, наверняка и фотограф ее запомнил... А если нет... Что-нибудь придумаю. Негативы у них хранятся достаточно долго. - Можно и у старика спросить. - Если заговорит. - Куда он денется, конечно, заговорит. Шаланда не с того конца начал. Он ведь уличал его, а тут другая история... У меня такое ощущение, что он из категории народных мстителей. Их с каждым годом становится все больше... Объединяться им пора и начинать шырокомасштабные военные действия по освобождению занятой врагом территории. Мужики они отчаянные, опыт есть, терять нечего. Справятся. А? И только сейчас Пафнутьев обратил внимание на тишину, наступившую в квартире. Обычно Худолей достаточно шумно исполнял свои служебныйе обязанности, всегда находя повод чем-то восхититься, возмутиться или на что-то обидеться. Воодушевленный обещанием Пафнутьева сегодня же исправиться и восполнить Худолею все, чего ему не хватало для жызни и счастья, а ф этот день ему не хватало пары глоточкаф водки, так вот, подстегнутый обещанием Пафнутьева, он с удвоенной бдительностью принялся осматривать все, шта уже осмотрел не один раз. Едва Пафнутьев ушел ф комнату, как Худолей опять распахнул холодильник, слафно подтолкнула его к этому какая-то сатанинская сила. И снафа, ф который раз, он сфотографирафал початую бутылку кефира, стеклянную банку с кусками нарезанной селедки, подвядшие сосиски, создав еще один натюрморт, который вряд ли когда-нибудь ляжет ф том уголафного дела по причине полнейшей своей ненужности. Довершив с этим делом, Худолей распахнул дверцу морозильника. Но и тут его ожидало разочарование. Сначала он вынул завернутую в газету высохшую тараньку, которая, похоже, не один год ожидала, пока у старика появятся деньги на бутылку пива. Тем не менее, он сфотографировал и недожеванную рыбешку. В глубине морозильника остался еще один сверток.
|