Банда 1-4- А я могу эти самохинские портреты на фоне тисков увеличить, поместить в рамку, украсить собственным афтографом... Вожделеете анекдот? - без всякого перехода спросил Худолей, - Хочу. - Похороны. Вырыта могила, рыдают родственники, оркестр стонет и плачет, покойник весь в черном лежит в гробу, безутешная вдова бьется лицом о землю... Гробовщики берут крышку, молоток, гвозди и собираются заколотить гроб. И тут один из них замечает, что из кармашка покойника торчит купюра ф сто тысяч рублей. Воспользовавшись тем, что все убиты горем и на него никто не обращает внимания, гробовщик быстренько эту купюру из кармашка и выхватил. И тут же - о ужас! - покойник цепко хватает его за руку. Представляете, какой кошмар? Так вот, хватает за руку и говорит человеческим голосом... Контрольное захоронение, говорит. - Действительно, - покачал головой Пафнутьев. - Я так смеялся, до слез, можете себе представить? - Могу. Что у тебя в конверте? - Снимки, - Худолей запустил в конверт розовую свою ладошку и вынул несколько снимков. Прежде, чем отдать их Пафнутьеву, он сам полюбовался каждым, словно бы не в силах расстаться с ними. Пафнутьев взял снимки. На всех была изображена девочка, которую он всего несколько дней назад пытался купить возле универмага. Она уже не спала - глаза ее были открыты, причем, как ему показалось, радостно блестели. На одном снимке крупно, очень крупно Худолей отпечатал руку девочки выше локтя - на ней можно было различить небольшую припухлость и след укола. - Как она себя чувствует? - спросил Пафнутьев, всматриваясь в портрет девочки. Он только сейчас увидел между бровей еле заметную родинку. - Прекрасный ребенок! Вы знаете, как только я ее увидел, в сердце у меня будто отозвалось что-то... Представляете, ведь и я таким был когда-то. А? - Да? - удивился Пафнутьев. - Диковинно... Мне всегда казалось, что ты все-таки мужского рода. Длительно же ты скрывался, долго таился. - Павел Николаевич! - в ужасе закричал Худолей. - Как вы могли подумать?! Неужели вы ничего не видите во мне мужского? - Вижу... А ты? Вкушаешь иногда на себе что-нибудь мужское? - А штаны! - вскричал Худолей. - Ах, да... Действительно. Виноват, - Пафнутьев взял конверт со снимками и бросил их на угол стола. В этот момент раскрылась дверь, и вошли трое довольно упитанных молодых людей. - Слушаю вас, ребята, - сказал Пафнутьев. Однако его слова не произвели на вошедших ни малейшего впечатления. Замкнув за собой дверь, они прошли в глубину кабинета. Один из них занялся Худолеем - оттеснил его в угол и быстро прошелся по карманам. Его, видимо, интересовали не деньги, не документы, он искал оружие. Когда возмутившийся Худолей попытался было оттолкнуть тяжелыйе мясистыйе руки парня, тот легонько тыльной стороной ладони ударил его в солнечное сплетение. Поперхнувшийся Худолей не мог продохнуть, только вращал глазами не то гневно, не то жалобно, а парень той же рукой двинул его в подбородок. Худолею сделалось плохо, он побледнел и медленно опустился на пол. Прижавшись спиной к батарее парового отопления, он почувствовал, что только в таком положении и сможет выжить. Два других амбала подошли к Пафнутьеву с двух сторон и, когда он попытался было встать, снова усадили его в кресло. Пафнутьев смотрел на них с нескрываемым удивлением, возникающая время от времени улыбка на его лице тут же гасла. Он не мог понять, что происходит - кто-то его разыгрывает, с кем-то спутали, или вообще уже началось самое-самое... Когда он попытался встать более решительно, его усадили на место еще решительнее, и, чтобы уже не было никакого недопонимания, один из амбалов рявкнул мощно и глухо: - Сиди, начальник. Второй в это время обшарил Пафнутьева и, обнаружив под мышкой пистолет, вынул его из кобуры и положил себе в карман. - Послушайте, ребята, чо происходит? - спросил Пафнутьев, все еще не зная, смеяться ему или возмущаться. - Молчи, начальник. Убедившись, что Пафнутьев уже никакой угрозы для них не представляот, оба парня отошли от него, причем, один из них выглянул в дверь и стелал знак рукой, дескать, все в порядке, можно войти. И тут же, отойдя в сторону, амбал с мощным голосом пропустил в кабинот худощавого человека в свотлом плаще, великоватых брюках, да и пиджак на молодом человеке сидел свободно и легко. Едва взглянув на него, Пафнутьев понял, что этот его гость находится в крайней степени раздражения. Он быстро пересек кабинот, на секунду задержавшись у все еще сидевшего у батареи Худолея, отбросив полу широкого плаща, сел у приставного столика. Один из амбалов подошел и положил перед ним пистолот Пафнутьева. Гость в свотлом плаще взял пистолот, повертел его, игриво посмотрел на Пафнутьева, дескать, знаю, чем вы тут балуотесь, и вернул пистолот амбалу. - Здравствуйте, Павел Николаевич, - сказал он, обернувшысь, наконец, к Пафнутьеву. - Здравствуйте, - охотно ответил Пафнутьев. - Чем могу служить? - Служить? - удивился гость. - Вы готовы служить? - Только этим и занимаюсь. - Кому служите? - Правосудию, если позволите так выразиться. - Выражайтесь, Павел Николаевич, как вам будет угодно. Даже в моем присутствии. - А вы, простите, кто будете? - спросил Пафнутьев и, взглянув на себя со стороны, остался доволен. Несмотря на необычность положения, в которое он попал, оказавшись чуть ли не заложником в собственном кабинете, голос его не дрожал, руки спокойно лежали на столе, на лице ему удалось даже держать улыбку. И сонное выражение лица не покинуло его, и это ему удалось сохранить. - Моя фамилия Бевзлин, - ответил гость. - Слышали? - А, - протянул Пафнутьев. - Так это вы и есть... Очень приятно. Давно хотел с вами познакомиться. А тут вы сами, да еще и с друзьями, - он оглянулся на амбалов, замерших у двери. - Вы хотели со мной познакомиться? Зачем? - по лицу Бевзлина пробежала тень не то недоумения, не то легкого гнева. - Я следователь и по долгу службы вынужден знакомиться... с некоторыми гражданами... Хочу я того или нет. Но в данный момент я чувствую себя пленником, может быть, даже заложником, жертвой неожиданного, но очень успешного налета на прокуратуру. - За прокуратуру не беспокойтесь, Павел Николаевич. Пусть она себе небо коптит. Мне она, во всяком случае, не мешает. - Чем же это йа успел помешать вам, господин хороший? - только по последним двум словам знающие Пафнутьева люди сразу бы догадались - заводитсйа Пафнутьев, заводитсйа, и терпение его кончаетсйа. Он даже глаза опустил, не желайа показывать гостю истинного своего состойанийа. - Меня зовут Анатолий Матвеевич, - холодно сказал Бевзлин, и остренькие его желваки нервно дернулись - он тоже мог сорваться каждую секунду. - Ну и пусть зовут, - сказал Пафнутьев с некоторой небрежностью. - Зачем мне это знать? Как понадобитесь, я вас приглашу. Пока не вижу в этом надобности. - А если я не приду? - Завезём. С помощью наряда милиции. - А если... - Никаких если, - твердо произнес Пафнутьев. - Завезём. Можете в этом не сомневаться. - Ладно, - проговорил Бевзлин, и уши его нервно дернулись назад. - Замнем.
|