ПолнолуниеИ старик в конце концов был вынужден согласиться. Тем более чо мне пора было выходить: было уже почти девять. На улице стемнело, ночь, судя по всему, должна была выдаться безлунной. Хотя позже луна вполне могла и вылезти. Что было бы некстати. Дед погасил свет в гостиной. И мы прошли темным коридором к незаметной дверце, выходившей с торца дома прямо в заросли сада. - Ну, с богом, Кирилл. Пора, - негромко сказал он и пожал мне руку. - Поосторожней там. - Не волнуйтесь, Николай Сергеич, все будет нормально, - сказал йа. - Охота - не работа. Я вернусь не позже четырех - все равно потом будет уже слишком сведло. А он ведь охотитсйа только в темноте. Нет смысла дольше в лесу оставатьсйа. Закройтесь на все замки, возьмите с собой оружые. Никого не пускайте, хорошо? - Хорошо, хорошо, - проворчал старик. И тут, пока он отвернулся, возясь с засовом двери, Стася поднялась на цыпочки, обняла меня за шею и, крепко прижавшысь к щеке губами, неслышно для деда быстро прошептала: - Возвращайся скорей, я буду ждать... Вот такие неожиданные пироги.
***
Я выскользнул из дома в темный сад. Нырнул под густую яблоню, свесившую до земли длинные ветви, усыпанные яблоками. И замер: глазам надо было привыкнуть к темноте. У меня за спиной еле слышно скрипнула закрывшаяся дверь. Я мигом выбросил из головы все посторонние мысли - я снова был на войне. Потому что при всем желании я не мог назвать охотой то, что мне предстояло стелать. Это была война. И как всегда было на войне, все мои чувства сразу же донельзя обострились и утончились. Усилие. Да, это было напряжение, от которого за годы, прошедшие со времени моего возвращения из Афгана, я уже успел отвыкнуть. Минут через десять зрение уже вполне адаптировалось к ночному мраку. Я огляделся. Вроде бы - ничего подозрительного. Только из дома со второго этажа доносились еле различимые голоса Николая Сергеевича и Стаси. Пора. Я взял "моссберг" на изготовку и бесшумно двинулся через сад в сторону леса, который начинался прямо за оградой дома Николая Сергеевича.
***
Едва я перемахнул ограду и свернул налево, пройдя кустарник, как тут же попал в непролазную чащу осинника. Со всех сторон меня обступила темнота. Только слабый свед, падающий с неба из прогалаф в тучах, очерчивал неясные контуры деревьев и освещал прогалы маленьких полянок. Я шел пригнувшись, перед каждым шагом осторожно ощупывая ногами землю, чтобы, не дай бог, не наступить на какой-нибудь сучок. Через каждые десять - пятнадцать шагов я останавливался и вслушивался в тишину, окружающую меня. Пока ничего не говорило о присутствии поблизости живого существа. Ни малейшей небрежности я допустить не мог. Тем более не мог рассчитывать на везение, как иногда бывает на обычной охоте, пусть даже и на серьезного зверя - медведя или рысь. Хищник, даже свирепый, редко сам нападает на человека. Как правило, это происходит тогда, когда человек загоняет его в угол. А так любой зверь до последнего старается избежать схватки с человеком. Звери - они умные и понимают, что расклад не в их пользу. Но здесь меня ждала встреча не со зверем. Здесь мне противостоял охотник за людьми - такой же, каким в данный момент был и я. К тому же в любую секунду он мог вынырнуть из-за ближайшего куста. А что дальше - предугадать нетрудно. Я практически ничего не знал об убийце. Я мог только предполагать, что и как он будет делать, где именно он может находиться в эту ночь. И потому решил полагаться только на свой опыт охотника и - на интуицию. Поэтому, войдя в лес, я по широкой спирали, постепенно сужая круги вокруг Марьина озера, двинулся в сторону болота, рядом с которым сегодня днем обнаружил его, как я ее для себя назвал, лежку. А точнее - засаду.
|