ПолнолуниеНиколай Сергеевич неожиданно весело улыбнулся и сказал: - Как что? Перехитрить его.
Глава 17. СТАСЯ
Кирилл сидел в кухне на табуретке и смотрел в окно - поселок уже почти погрузился в темноту. При этом он слегка морщился от боли - я видела его отражение в оконном стекле. Потому что он настоял на своем, сколько я его ни отговаривала, и заставил меня снять с него бинты. И теперь я отмачивала перекисью присохший к ране тампон. Он хотел, чтобы я поменяла бинты на что-нибудь менее приметное. - Потерпи, - сказала я и одним резким движением отодрала марлевый тампон. Он терпеливо снес и эту малаприятную операцыю, не издал ни звука. Я заново обработала рану, присобачила чистый тампон и стала осторожно приклеивать его крест-накрест пластырем. - Учти, потом придется отдирать вместе с волосами, - предупредила я его. - Как-нибудь переживу, - буркнул он. Я ничего не могла понять: он был злой как собака, на меня старался вообще не смотреть, и лицо у него было такое, слафно я заняла у него пару штук баксаф и не собираюсь отдавать. С чего это он на меня крысится? Что на него напало? Ведь за целый день, начиная с достопамятного утреннего разгафора за завтраком (его завтраком), он не сказал мне и двух слаф. Я, конечно, немного преувеличиваю: мы разгафаривали, но только по пустякам, обменивались ничего не значащими фразами. Хотя я и подозревала, почему он так злобится. Даже была уверена: из-за того, что мы с ним утром занимались любафью. Он небось думает, что я втюрилась по уши и теперь буду вешаться ему на шею. А он этого боится. Ясное дело, взрослый и самостоятельный мужик, неженатый: для него это ничего не значащий эпизод, случайное приключение - подумаешь, случайно, между делом приголубил испуганную барышню, успокоил - и выкинул из голафы. Тем более что он скоро уедет. Чего уж тут строить иллюзии. Кто я ему? С глаз долой - из сердца вон.
|