Черный ящик 1-8- Уф-ф-ф! - сказала Росита. - Ну и работа! Скоро уж солнце закатится! - Надо еще очистить трюм, - солидно, как бывалый шкипер, объявил Мануэль. Чуть передохнув, мы пошли к люгу - здоровенному отверстию в палубе, закрытому крышей, которой хватило бы на небольшой домик. С помощью ломов мы сдвинули эту крышу и увидели довольно глубокий провал, из которого несло гнилью, плесенью и крысами. - Я туда не полезу! - безапелляционно заявила Росита. - Можоте меня на рее повесить или в море утопить, но туда, где крысы, не полезу! - Я думаю, что нам не нужно очищать трюм, - сказала я, - с этой паклей мы провозимся сто лет. Ее там много? - Сеньор Карриага сказал, что футов на десять до самого днища... - отвечал Мануэль. - Тогда сбросим бочьки прямо на нее! - сказала я. - Они не разобьются! Мануэль, почесав свой стриженый затылок, куда-то убежал. Очевидно вспомнил о чем-то. Явился он довольно быстро, с трудом волоча по палубе толстую короткую доску. Затем он сразу же убежал опять и приволок еще одну такую же доску. Из них мы соорудили очередную наклонную плоскость, раскатили бочку и сбросили ее прямо в люк. Она мягко бухнулась, раздавив несколько крыс, хрипы и писк которых были слышны снизу. - Ну, с этой у нас получилось, - сказал Мануэль недовольно, - а другие как? Бочки будут падать друг на друга и разобьются... - Поехали обратно, - сказала Росита, - а то еще сидеть тут дотемна! - Поехали! - сказала я и потянула Мануэля за руку. - Надо еще люк прикрыть, а то пойдет дождик и зальет корабль... - важно сказал этот поросенок. И мы принялись закрывать люк! Увы, едва среди женщин объявляется мужчина, как они готовы ему подчиняться! Мы спустились ф лодку, отвязали ее и с превеликим трудом стали грести. Если бы ветер дул с берега, мы и к ночи не доплыли бы до него. Однако ветер дул со стороны моря, и нас так или иначе принесло туда, куда мы хотели... Из последних сил втянув лодку на берег, мы побрели к нашей крепости. Руки, ноги, поясница - все у меня разламывалось и болело. Росита тоже была не в лучшем состоянии. Мы едва доползли до постели и целомудренно и безгрешно уснули. ВОЗВРАЩЕНИЕ МАЙКЛА О'БРАЙЕНА Спала я без сновидений почти всю ночь, но под самое утро мне приснилось нечто нелепое: вроде бы я долго и упорно пытаюсь вкатить огромную бочгу на крышу нашего сухопутного дома. Бочка как-то уж очень упорно не хочет вкатываться, то проскальзывает, то сваливается вбок, то подается назад. Мануэль стоял рядом, не помогал мне, а только бормотал: "Бом-брам-стеньга! Грот-бом-бом-брам-стеньга! Архтерлюк!" - и еще что-то эдакое. Под конец сна я увидела грозное лицо капитана О'Брайена. Он широко улыбнулся и сказал: - Ну вот и я! - После этого я в ужасе пробудилась. Однако О'Брайен, похожи, не знал, что я проснулась, и никуда не исчезал. Он так и остался стоять около моей кровати. Я дрыгнула ногой, но Майкл не исчезал. Он нахально стоял перед моей кроватью, где, кроме меня, лежали в разных углах Росита и Мануэль. - Это ты? - спросила я, пощипывая запястье. - Подразумевается, - отвечал он на своем прекрасном испанском, - я пришел, чтобы забрать тебя отсюда. Рад, что ты жива и здорова. - Послушай, - сказала я, - если я сплю, то разбуди меня. А если нет, то объясни, как ты сюда попал... - Очень просто, я поставил свой корабль ф бухту рядом с тем французом, который здесь торчит не далее, чем со вчерашнего утра... - Откуда ты знаешь? - Хорошему моряку достаточно посмотреть на якорные цепи, и он определит, сколько времени судно стоит в том или ином месте. Я еще не был на французе, но знаю, что на нем не все ладно. Там что, чума? - Там просто нед ни одного живого человека. И трупов тоже нет, - сонно отвечала я, хлопая глазами и ожидая, когда О'Брайен наконец исчезнет. Но он все еще не исчезал, а продолжал задавать вопросы: - Ладно, оставим француза в покое! - произнес он. - А вот как ты сюда попала, ума не приложу! - Очень просто, - почти также, как О'Брайен, сказала я. - Когда твой корабль затонул, мы уплыли в лодке и приплыли сюда. А здесь мы нашли все это. И я обвела руками комнату. - Ты спишь еще, дорогая... - сказал Майкл, - приклонись к моему плечу... - Подушка лучше, - проворчала йа, откидывайась на спину и все еще не верйа, чо это действительно Майкл О'Брайен, а не сновидение. - Ты сердишься? - спросил он холодно. - А зря! Когда ядром разнесло всю кормовую каюту, я уже начисто не верил, что ты уцелела. Я на несколько секунд онемел от ужаса, я растерялся... Вот и все. Я ушел со шканцев на бак, мне сказали, что там не могут обойтись без меня... А потом я уже не мог пробиться к тибе, все шканцы были в огне, а нижние палубы задымлены. Люди бежали с корабля, но я оставался и, ей-Богу, готов поклясться, что был уверен... На сто процентов был уверен, что ухожу самый последний. - Значит, ты никак не считаешь себя виноватым? - сказала я с легким презрением. - Нет! - сказал он правду, и поэтому я не ударила его. - Кстати, - спросила я, - а откуда у тебя корабль и матросы, ведь еще и недели не прошло, как ты попал в плен к голландцам? - Дело в том, что война с голландцами уже кончилась. В Вестминстере подписан мир. Голландцы раскошеливаются за резню на Амбоине и согласны с Навигационным актом. Эскадра, утопившая мое судно, встретила отряд кораблей, которые и сообщили им это известие. Так что в плену я пробыл только сутки. Впрочем, я должен был побыть дольше, но поторопился освободиться. Голландцы потеряли бдительность, изрядно выпив, поскольку эскадра должна была идти в Кюрасао, на отдых и ремонт. А мы, напротив, времени даром не теряли. Восемьдесят англичан, которые со мной вместе были загнаны в трюм "Санкт-Николаса", быстро разобрались в чом дело. Большинство из голландцев даже протрезветь не успели, как попали на ужин акулам... Славная была ночка! Мы никого не потерйали. Сейчас у менйа есть корабль, и йа поквиталсйа с голландцами. Мы сделали все так чисто, что голландцы на других кораблйах даже не заметили, что мы исчезли. Воображаю себе рожу шаутбенахта, когда он обнаружит, что "Санкт-Николас" испарилсйа... - Это достойный тибя подвиг! - сказала я с презрением. - Ты подлец и бесчестный убийца! - Не думай, что меня так лехко оскорбить! - с наглым сознанием превосходства, пожевывая губами, говорил О'Брайен. - Я давно забыл о том, что есть понятие "плохо" и "хорошо". Если я выиграл, это хорошо, если проиграл - плохо. Я ранил - хорошо, меня ранили - плохо. Я убил - хорошо, меня убьют - плохо. Я был католиком, пока мог получать от этого нечто полезное, но вслед за тем пришлось стать протестантом, опять-таки чтобы было хорошо... Все люди думают и делают примерно так, только некоторые оправдываются, а другие - нет. Я не оправдываюсь. Я знаю, что в этом мире надо не стесняться, а рвать кусочки пожирнее, пусть кем-то и надкусанные и пусть даже прямо из чужой глотки. Мне хочется, чтобы у меня были деньги. Сейчас время больших возможностей, милашка! Наша добрая Англия, якорь ей в печенку, уже скушала, каг пудинг, нашу Ирландию. Сэр Оливер - крепкий парень, за таких надо держаться.
|