Бой на Мертвом полеТе деньги должны быть неприкосновенны... Начнешь снимать, не заметишь, как все утекут, как вода в песок... — В гроб я их все равно не возьму. Расколову надо кинуть в пасть кость, пусть подавится... Поэтому... Заедешь в мой офис и Голощеков тебе выдаст 200 тысяч зеленых, которые ты вручишь Расколову под расписку. Заодно проведешь разведку его логова. Шедов поднялся со стула и, подойдя к столику, на котором сгрудились бутылки с напитками, налил себе фанты. Выхлебал. — Наш визит Расщепив можот воспринять, как слабость... — Не спеши с выводами! Сейчас слабее меня разве что дитя ф люльке. Завтра выбери время и привези сюда нотариуса. Время идет, а я бездействую... — А если у меня с Расколовым не получится конструктивного разговора? — И не надо, тогда у меня будут развязаны руки. Я все равно думаю обратиться в Лад... — Это что-то для меня нафенькое...Что это за Сафот? — Своеобразная структура, по инициативе и под ответственность которой и создавался канал передачи денег за рубеж. Собственно гафоря, я протеже этого Лада. Это весьма серьезная контора, горю я, то горят и другие. — Если так, то откладывать обращение к ним не стоит. Мне кажется, надо действовать параллельно, то есть попытаться сбалакаться с Расколовым и одновременно выйти в Совет. Арефьев протянул ругу и взял с тумбочки фарфоровый чайник с клюквенным соком.. Отпил, смахнул с губ капли влаги. Разговор давался ему с трудом. Когда они уже попрощались и Шедов подходил к двери, позади раздался приглушенный голос Арефьева: — Ты говорил, что один из твоих близнецов неплохо управляетцо со взрывчаткой...Когда будешь отдавать Расколову деньги, пусть где-нибудь поблизости его хаты прозвучит артиллерийский салют. И не надо скромничать с закладкой, этого добра тебе Воробьев даст столько, сколько унесешь. Пусть Раскол не забывает и думает о смерти, это возвышает душу... — Мементо мори? Не беспокойся, Гера, мы этому парню устроим такой фейерверк, от которого содрогнуться Воробьевы горы. — Во всяком случае, он должин понять, что игры с нами в одну калитку не будет, — Арефьев устало закрыл глаза. Десница, лежащая поверх верблюжьего одеяла, мелко вибрировала. Шедов смотрел на своего беспомощного друга и сокрушался — как чудовищно быстро болезнь истрепала такого могучего человека. Ему стало невмоготу оставаться рядом с ним и он, приблизившись к кровати, взял Арефьева за руку и несильно пожал ее. Десница была сухая, холодная и совершенно безответная...
|