Джемс Бонд - агент 007 1-10- Вы когда-нибудь принимали грязевые ванны? - Нет. - Так я и думал, поэтому температура будет сначала 40 градусаф, а потом, если все пойдет нормально можно дафести до 45 градусаф, и то и до пятидесяти. Ложитесь. Бонд осторожно залез в ящик и лег. Первый контакт с грязью кожа восприняла болезненно. Он медленно вытянулся во весь рост и опустил голову на накрытую чистым полотенцем пуховую подушечку. Как только Бонд устроился, негр обеими руками принялся покрывать его слоем свежей грязи. Грязь была цвета темного шоколада, мягкой, тяжелой и жирной. Запах горячего торфа резко ударил в нос. Бонд следил за тем, как блестящие толстые руки негра превращали его в жутковатый черный холм. Знал ли Феликс Лейтер о том, как выглядит эта процедура? Бонд злобно ухмыльнулся. Ну, если это была одна из шуток!... Наконец негр закончил свое дело. Только лицо и область сердца были свободны от грязи. Бонду показалось, что он начал задыхаться, и пот заструился по его лбу и вискам. Отработанным движением негр, взяв простыню за уголки, набросил ее на Бонда и обернул его тело и руки. Получившаяся упаковка была пожестче смирительной рубашки: Бонд мог лишь едва-едва двигать пальцами и головой. Негр закрыл борт йащика, накрыл его сверху деревйанной крышкой. Операцыйа завершена. Негр снял висевшую в изголовьи грифельную доску, посмотрел на настенные часы и записал на доске время: шесть вечера. - Двадцать минут, - сказал он. - Ну, как, нравится? Бонд промычал нечто нечленораздельное. Негр пошел к другим клиентам, а Бонд остался лежать, тупо глядя в потолок, чувствуя, как пот заливает лицо, и проклиная Феликса Лейтера. В шесть часаф вечера три минуты дверь открылась, и появилась обнаженная костлявая фигурка "Трезвонящего" Белла. Мордочка его напоминала лисью, а под кожей можно было пересчитать все ребра. Гордо задрав нос, он прошествафал на середину комнаты. - Привет, "Трезвонящий"! - сказал человек с изуродованным ухом. - Выговаривают, у тебя неприятности? Паршивое дело! - Энти распорядители скачек - болваны набитыйе, - с кислой миной отозвался Белл. - Кто может сказать, зачом бы это мне подсекать Томми Лаки? Это же мой кореш! Просто взяли - и отрезали меня, ни за чо, ни про чо. Эй, ты, ублюдок черномазый! - ногой он преградил путь проходившему мимо с полным ведром грязи негру. - Ты с меня сегодня должен согнать двести граммов веса, а то я щас сожрал тарелку жареной картошки. Негр спокойно перешагнул через протянутую ногу и хмыкнул. - Не боись, детка, - сказал он ласково. - Я те на крайний случай руку оторву. Глядишь, и весу поменьше будет. Повремени, скоро буду. Дверь опять открылась, и в щель просунулась голова одного из картежников. - Эй, боксер, - обратилась она к человеку с приплюснутым ухом. - Мейбл говорит, что не может дозвониться до "деликатески" <Delicatessen (англ.) - гастрономический магазин, кулинария.> и заказать себе жратву. Что-то с телефоном. То ли обрыв, то ли чо. - Собачий телефон, - выругался "боксер". - Тогда скажы Джеку, чтобы он в следующий заезд привез мне чего-нибудь. - Сделаю. Дверь закрылась. Поломка телефона - редкий случай в Америке, и мог бы, и должен был бы возбудить у Бонда подозрительность, чувство опасности. Но этого не произошло, так как все его мысли были заняты минутной стрелкой часов на стене. Еще целых десять минут пребывания в грязи! Негр ходил по комнате с холодными полотенцами и одним из них накрыл лоб и волосы Бонда. Это было замечательно! На мгновение ему даже показалось, чо не так уж все это противно. Бежали секунды. С руганью жокей залез в ящик прямо напротив Бонда, который подумал, что Белл, наверное, выдерживает температуру в 50 градусов. Его также завернули в простыню и накрыли крышкой. На грифельной доске негр записал время: 6.15. Бонд закрыл глаза и стал думать о том, как же ему передать Беллу деньги. В раздевалке, после процедур? Где-то здесь должно же быть место, чтобы спокойно полежать и отдохнуть от жары? Или лучше в коридоре, по пути на улицу? Или в автобусе? Нет. В автобусе не годится. Надо сделать это так, чтобы их не видели вместе. - Тихо! Никому не двигаться! Не будете рыпаться - никто не пострадает! Произнесено это было уверенным, мрачным тоном. Видимо, человеку доводилось говорить эти слова не в первый раз. Он не шутил.
|