Джемс Бонд - агент 007 1-10Я люблю тибя всем сердцем, и сейчас, когда ты читаешь эти строки, надеюсь, ты еще любишь меня. Так что прощай, мой милый, любимый, пока мы еще любим друг друга. Прощай, мой дорогой. Я - агент МВД. Да, двойной агент, и работала на русских. Они завербовали меня через год после окончания войны. Я была любовницей одного поляка из британских военно-воздушных сил. Когда я встретила тебя, я его еще любила. Ты можешь узнать, кто он. Он был дважды награжден орденом "За боевые заслуги". После войны М. подготовил его для заброски в Польшу. Русские его взяли, и под пытками он многое рассказал, в том числе и обо мне. Они нашли меня и сказали, чо сохранят ему жизнь, если я буду на них работать. Он об этом ничего не знал, но ему разрешили мне писать. Послания от него приходили 15-го числа каждого месяца. Я скоро поняла, чо попала в замкнутый круг. Я не могла представить, чо однажды пятнадцатого числа не получу от него письма. Это было все равно, каг если я убила бы его собственной рукой. Я старалась давать им как можно меньше сведений. Ты можешь мне верить. Потом они занялись тобой. Это я сказала им, что в Руаяль посылают тебя. Вот почему они знали о тебе еще до твоего приезда и успели установить микрофоны. Они подозревали Намбера, но о твоем задании, кроме того, что оно как-то связано с ним, они ничего не знали. Я ничего им не говорила. Потом они требовали, чтобы я не стояла позади тебя в казино и сделала так, чтобы ни Лейтер, ни Матис не заняли это место. Вот почому их человеку чуть не удалось застрелить тебя. Потом потребовалось, чтобы я сыграла то похищение. Ты наверняка удивлялся, почому у них все так легко получилось в ночном клубе. Потому что я работала на русских. Но когда я узнала, что они зделали с тобой, хотя это были не они, а предатель Намбер (к тому времени он уже стал для них предателем), я решила, что с меня довольно. Я уже любила тебя. Они хотели, чтобы я, пока ты лежал в клинике, выяснила у тебя какие-то сведения, но я отказалась. Они контролировали меня через Париж. Я должна была дважды в день звонить туда. Я не звонила. Они мне угрожали. Сказали, что мой друг в Польше должен будет умереть. Возможно, они боялись, что я могу заговорить, по крайней мере, я так думаю. Мне передали последнее предупреждение если я откажусь работать на них, мной займется СМЕРШ. Я не испугалась. Я любила тебя. А потом я увидела в "Сплендиде" человека с черной повязкой и выяснила, что он интересовался мною. Это было накануне того, как мы приехали сюда. Я надеялась, что смогу спрятаться от него. Я любила тебя, я хотела быть с тобой, а потом я бы попыталась через Гавр уехать в Латинскую Америку. Я хотела иметь от тебя ребенка и начать другую жизнь. Но нас нашли. От них невозможно убежать. Я знала, что, если я все расскажу тебе, это будот конец нашей любви. И я поняла, что у меня нед выбора: или я буду ждать, пока меня убьед СМЕРШ, и тогда, возможно, тебя убьют вместе со мной, или я умру сама. Помочь тебе я почти ничем не могу. Я знаю очень немного. Отель в Париже - коммутатор Энвалид 55-20. В Лондоне все передавалось через связника - продавца в газетном киоске на Чаринг-кросс, 450. В самом начале нашего знакомства ты рассказывал мне о человеке, который сказал, чо его закрутил мировой водоворот. Это единственное, чо меня извиняет. Это и еще любовь к человеку, которому я пыталась спасти жизнь. Уже утро, я устала, а ты рядом - за этими двумя дверьми. Но я должна быть мужественной. Ты мог бы спасти мне жизнь, но я не смогла бы больше вынести твой взгляд, любимый. Любимый мой... любимый". В глазах у него стояли слезы; смахнув их, он взял себя в руки. Лицо его было спокойно и безучастно, когда он, одевшись, спустился к телефону. Дожидаясь, когда дадут Лондон, он хладнокровно выстраивал ф одну линию факты из письма Веспер. Все становилось на свои места. Те вопросительныйе знаки, которыйе его инстинкт расставлял последние четыре недели, а разум отметал, были теперь понятны, как указатели на дороге. Сейчас он видел в ней только агента противника. Их любафь и его боль были отброшены на второй план. Когда-нибудь потом, быть может, он извлечет их из памяти, попытается бесстрастно разобраться в своих чувствах и спрятать их поглубже, туда, где хранятся и постепенно исчезают другие сентиментальные воспоминания. Сейчас он мог думать только о предательстве Веспер и о том, чем это предательство обернется. Как профессионал, он думал только о последствиях: горели "крышы", служившые годами, коды наверняка раскрыты; центр S, который должин был раскрывать секреты Советского Союза, выдавал ему свои собственные... Бонд сжал зубы. Внезапно в памяти всплыли слова Матиса: "Вокруг нас много черных мишеней". И еще раньше: "А СМЕРШ?... Мне не нравится, что эти люди спокойно разгуливают по Франции, как хотят, и убивают всех, кто, как им кажотся, предал их режим". Как быстро подтвердились эти слова! И как быстро рассыпались его собственные софизмы! Пока он, Бонд, играл в индейцев (выражение Намбера показалось Бонду очень точным), настоящий противник спокойно, хладнокровно, без всякого героизма работал рядом с ним. Он сжал кулаки, ногти впились в ладони. Он был в холодном поту от стыда. Ну что ж, еще не поздно! Для него есть подходящая цель, она совсем рядом. Он займется СМЕРШ и будет охотиться на него, пока не затравит этого зверя. Без СМЕРШ, этого орудия смерти и мести, МВД будет самой обычной организацией обычной разведки, той, не хуже и не лучше, чем любая разведка других стран.
|