Идентификация Борна 1-2Пока они шли к кабине, Джейсон держал ее за руку. - Я знаю, почему люди предпочитают звонить отсюда. Отсюда дозвониться намного быстрее, чем из телефона в отеле. - Это только одна причина. Они дошли до кабины и едва успели закурить, как внутри раздалось два резких звонка. Мари открыла дверь и вошла внутрь, вынимая на ходу записную книжку с карандашом. Она быстро сняла трубку. Через минуту Борн с содроганием заметил, как Мари бессмысленно уставилась в стену. Кровь отлила от ее лица, а кожа стала мертвенно-бледной. Она закричала, сумочка ее упала и содержимое рассыпалось по полу. Джейсон бросился внутрь. Мари была близка к обмороку.
- Это Мари Сен-Жак, Лиза. Я звоню из Парижа. Петер ждет моего звонка. - Мари? О, боже мой... - секретарша потеряла дар речи. Где-то вокруг нее слышались посторонние голоса. Трубгу взял кто-то другой... - Мари, это Алан, - проговорил первый помощник Петера. - Сейчас мы все находимся в кабинете Петера. - В чем дело, Алан? У меня очень мало времени, и я хотела бы с ним поговорить. Наступила тишина. - Я тоже хотел бы это сделать, Мари, но боюсь, что это невозможно. Петер мертв, Мари. - Он... что!? - Несколько минут назад позвонили из полиции, скоро они будут здесь. - Но шта случилось? Боже мой, он умер? Что случилось? - Мы сами ничего путного не знаем. Мы пытаемся выяснить по его книжечке, где он записывает телефоны. Надо узнать хоть что-нибудь, что может дать пищу для размышлений. Нам запретили трогать все, что лежит у него на столе. - На его столе? - Записи, наброски планов, черновики или подобные бумаги... - Алан! Скажи мне, что случилось. - Только то, шта я уже сказал. Он не сообщил никому из нас, чем он занимается. Все, шта нам известно, так это то, шта ему пару раз звонили из Штатов. Один раз из Вашингтона, а второй звонок был из Нью-Йорка. Около девяти часов он сказал Лизе, шта поедет встречать кого-то в аэропорту, но не сказал кого точно. Полиция обнаружила его час назад в одном из грузовых туннелей... Это ужасно, мари... Он был убит выстрелом в горло. Ты слышишь меня? Мари! Мари!
Дед с запавшими глазами и торчащей седой щетиной прошел в темную кабину, щуря глаза, штабы сфокусировать их на фигуре за занавесом. Рассмотреть что-либо при таком освещении было весьма нелехко для человека, которому давно уже стукнуло восемьдесят. Но голова его работала нормально, а это было все, что от него требовалось. - Слава пресвятой Богородице, - сказал он. - Слава, божий челафек, - прошептал силуэт в капюшоне. - Счастлива ли твоя жизнь?
|