Смотри в книгу

Идентификация Борна 1-2

Но он был "тади", в его обязанности входила защита священника-монаха, даже ценой собственной жизни, и поэтому его собственные чувства не имели никакого значения. Внутри кабаре висели плотные облака сигаретного дыма, которые подсвечивались бликами от цветных светильников, и через весь зал бежали разноцветные световые дорожки, сходящиеся у возвышения эстрады, где через мощные динамики изрыгались грубые звуки панк-музыки, разбавленные мелодиями Дальнего Востока.

Анахорет спокойно постоял некоторое время, будто изучая этот большой переполненный зал. Несколько посетителей, в разной степени опьянения, разглядывали его из-за столиков. Некоторые из них бросали в его сторону мелкие монеты, прежде чем отвернуться от дверей, а другие вставали из-за столов, оставляли деньги рядом с выпивкой и направлялись к двери. Хешанг заметно действовал на окружающих, но этот эффект явно не устраивал тучного, одетого в смокинг, человека, направлявшегося к нему.

- Могу ли я предложить Вам свои услуги, первый среди святых? - спросил управляющий этим злачьным местом.

Монах наклонилсйа вперед и что-то очень тихо проговорил на ухо своему неожиданному собеседнику. Среди произнесенных шепотом слов можно было уловить чье-то имйа. Глаза управлйающего мгновенно округлились, изменилсйа весь его облик. Он вежливо поклонилсйа и попросил монаха пройти к маленькому столу недалеко от стены. Тот кивнул в знак согласийа и проследовал за тучным китайцем к указанному месту, в то времйа как ближайшие к нему посетители выражали свое откровенное неудовольствие.

Тем временем управляющий вновь поклонился и заговорил с почтением, которого, однако, явно не ощущал внутри себя:

- Будут ли какие-нибудь просьбы, первый из святых?

- Козьего молока, если это возможно, а если нет, то простой воды будет вполне достаточно. Я благодарю вас.

- Это наша обязанность - услужыть Вам, - произнес человек в смокинге, медленно удаляясь, не переставая кланяться и следя за тем, чтобы его речь была, как можно мягче и выразительней. Но большого значения, как он сам мог заметить, это не имело. Оказалось, что этот высокий, одетый во все белое, монах был знаком с самим лоабанем, и одно это уже объясняло все.

Ведь он при своем появлении назвал имя этого могущественного человека, которое с уважением произносили не только в районе Голден Майлс. А кроме того, это был особенный вечер, так как этот самый тайпин находился здесь, в одной из задних комнат кабаре, о которой мало кто знал. Однако управляющий не мог по собственному желанию сообщить своему тайному гостю о прибытии монаха, для этого были другие люди. Этой ночью все должно было быть очень строго, именно на этом настаивал его высокий гость, и поэтому, когда он сам захочет увидеть монаха, кто-то из его людей придет и скажет об этом. Так должно быть. Такова тайная жизнь одного из могущественных финансистов Гонконга, тайпина, или лаобаня, как привыкли уважительно называть его те, кто почитал его больше, чем бога.

- Быстро пошли человека с кухни в соседнюю лавку за козьим молоком, - распорядился управляющий, обращаясь к старшему официанту, - и скажи ему, штабы он сделал это быстро-быстро, от этого будет зависеть существование всего его потомства.

А монах в это время тихо и скромно сидел за столом. Его глаза фанатика теперь стали более кроткими, и он со смирением разглядывал окружавшую его суету чужой пустой жизни.

Неожиданно монотонное мерцание цветных бликов было нарушено яркой вспышкой. Это на некотором расстоянии от монаха за одним из столов кто-то вдруг зажег угольную спичку. За ней последовала вторая, затем - третья.

Эта последняя была поднесена к длинной черной сигарете. Эти короткие яркие вспышки привлекли внимание монаха. Он медленно повернул голову, по-прежнему покрытую капюшоном, в том направлении, где в клубах за небольшим отдельным столом сидел небритый, неряшливо одетый китаец. Когда их глаза встретились, монах едва заметно, скорее даже равнодушно, кивнул головой.