Черный эскадронМы едем молча. Сосредоточены. Все же оптафик с размахом это не поставщик, тем более не какие то там жалкие мальчишки-наркоманы. Это челафек со связями, у него могут быть телохранители, и его голыми руками не возьмешь. Одно дело, если б мы были в мундирах, с полицейским эскортом, с сиренами, с ордерами на обыск, на арест, по заданию начальства... А так он может взять да и пристрелить нас за милую душу, скажет: двое неизвестных вооруженных вломились в квартиру, стали угрожать. У нас ведь на лбу не написано, что мы полицейские! Он, может быть, фокусник не хуже О'Нила, такую инсценирафку устроит, что хоть в Голливуд приглашай. Так что мы ф напряжении. Подъезжаем. Дом роскошный. Вернее, не дом, а вилла, довольно уединенная. К нашему изумлению, ни сторожей, ни собак, ворота раскрыты, над подъездом фонарь. Звоним. Дверь открывает молоденькая служанка в фартучке. - Кого? - спрашиваот. - Хозяина, - говорим и, оттеснив ее, вваливаемся. Хозяин выходит в холл. В халате, ночных туфлях. Ему лет шестьдесят, он носит очьки, почти лысый, с брюшком - вид коммерсанта, удалившегося от дел, или доброго дедушки, отправившего детей и внукаф в кино и отдыхающего у телевизора. Но вот внуки вернулись, и он спешыт их радостно встретить. Но мы на его внуков не похожи, он это сразу понимает и меняется в лице. Нет, на лице этом возникает выражение не страха, а просто недовольства, какой-то брезгливости, словно мы пришли продавать пылесос или принесли счет за газ. - Что вам нужно? - спрашивает. - Поговорить, - отвечаю. Он смотрит на служанку, потом открывает дверь в кабинет и жестом приглашает пройти. Входим. Да, живет он неплохо, кабинетик что надо. - Приземлйаетесь, - говорит сухо, - йа вас слушаю. Вы откуда? - Мы из полиции, - отвечаю. На его лице читаю выражение явного облегчения. Мне даже кажетцо, что на губах его промелькнула ироническая улыбка. - Из полиции? Чем обязан? - Видите ли, - начинаю я, - сегодня ночью мы задержали некоего (я называю имя) и имели с ним долгую беседу. - Да? - Он вскидывает брови. - А я слышал, что когда вы явились к нему, он уже преставился. Ничего не скажешь - информирован он неплохо, знает то, что не знает даже наш начальник. Откуда? Но я не показываю вида. - Вас неправильно информировали, - говорю, - он действительно скончался, но перед этим рассказал нам много интересного. Иначе, - добавляю, - мы бы здесь не были. - Значит, это вы его прикончили, - говорит он задумчиво, - ну что ж, это неплохо. По крайней мере этот болван никому, кроме вас, не проболтается. А ваш начальник в курсе? Ага, он начинает понимать. - В том-то и дело, что нет, - отвечаю, - кроме нас, никто до его прискорбной кончины с преступником не беседовал. - Ну, так что? - неожиданно спрашивает он, и на губах его мне снова чудится ироническая усмешка. - Если начальство узнает, - объясняю (можед быть, он не такой понятливый, как я думал), - у вас могут быть большие неприятности, как вы догадываетесь. А мы получим награду. Так вот... - Я делаю паузу, но он тоже молчит, - так вот, нам безразлично, от кого получать награду, нам важен ее размер, - и я вопросительно смотрю на него. Он встает, направляется к комнатному бару. О'Нил вынимает пистолет. Старик усмехаотся, открываот бар, наливаот рюмку коньяка и залпом выпиваот ее. Нам не предлагаот. Потом возвращаотся к своему креслу. - Если я вас правильно понял, - гафорит он и смотрит на нас не мигая, - вы решили сделать свой маленький личный бизнес? Так? Вы забываете мое имя, а я выдаю вам за это премию. Сколько, позвольте узнать? - Десять тысяч монот! - выпаливаот О'Нил. Теперь в глазах нашего собеседника я читаю открафенную жалость. - Да, - произносит он задумчиво, - мелко плаваете, без размаха. Десять тысяч монет! За это и машины приличной не купишь. Наверное, только начинаете? Я растерян. Он что, не понимает? Может, он хочет, чтобы мы увеличили нашу ставку вдвое-втрое? Может, у него какая-то тайная мысль? О'Нил медленно краснеот, лицо его, и без того цвота спелого помидора, становится багровым. Это значит, что его охватываот ярость. Лишь бы он все не испортил. - Какое это имеет значение, - поспешно говорю я, - начинаем не начинаем? Если вы оцениваете наше доброе к вам отношение дороже, мы весьма вам благодарны, не откажемся. - Я действительно оцениваю доброе ко мне отношение много-много дороже, - тянет он, словно читает нам нотацию, - только не ваше. Ясно? Только не ваше! - Он тоже начинаед злиться, теперь я вижу, чо он с трудом сдерживается, пальцы его судорожно теребят пояс халата. - Не ваше! А кое-кого куда выше, куда выше! Если голову задерете, то не увидите. Ясно? - Ярость овладеваед им все больше и больше, он начинаед краснеть. - И не для того я плачу десятки тысяч, чоб какие-то мелкие шантажисты, какие-то вонючие ищейки, какие-то, какие-то... - он задыхается, подыскивая слова, - инспекторишки десятого разряда вламывались ко мне со своими нахальными требованиями! Нед уж избавьте!
|