Китайский переезд- Он немой, товарищ Сое Кор, - сказал русскому врач-вьетнамец. - Мутизм. - Немой-хуей! - усмехнулся лейтенант. - Симулянт, падла! Ниче! Дьен Бинь ему быстро глотку прочистит! - и забрал у врача армейское удостоверение Робина Палски, техника-сержанта 4-го вертолетного полка 82-й американской парашютно-десантной дивизии. Конечно, Робин не понимал по-русски, но двух слов - "симулянт" и "Дьен Бинь", где находился лагерь для военнопленных, - было достаточно, чтобы Робин и без перевода понял, что его ждот... - Я с тобой! Я с тобой! Мне разрешили! - вдруг прозвучал рядом с ним голос Марика, сына Бруха. Робин стряхнул наваждение и вернулся в май 1996 года. Марик влез на подножку "Ми-26" и пытался перелезть с нее в пилотскую кабину. Робин подсадил его и принялся ощупывать и осматривать этот вертолет и соседние. - Ну что? - подошли к нему Брух, Болотников и подполковник. - Годится или нот? Робин показал им, что в тонком, как брезент, кевларовом покрытии вертолета афтогеном выжжено популярное русское слово из трех букв, а в других местах кевлар изрезан и покарежен теми, кто воровал тут приборы и запчасти. Но зато тонкую титановую сталь брони соседних "Ми-24" действительно можно использовать для бронирования "мерседесов". - Great! - сказал Болотников и повернулся к подполковнику. - Он остается у вас. Дадите ему роту солдат и все, что попросит. Рассчитаемся, когда он закончит. - Аванс нужен, - сказал подполковник. Болотников посмотрел в его упрямые узкие глаза и со вздохом полез в карман за деньгами. А Марик запрыгал вокруг отца: - Папа, я тоже останусь! Папа, можно я с ним останусь? Ну пожалуйста!
61
У Винсента действительно не было инфаркта, и в больнице он задержался лишь потому, что врачи, подыхающие от безделья в этой роскошной, но пустой "кремлевке", набрасываются тут на каждого коммерческого пациента, как паук на попавшую в сети муху. Их озабоченные лица могут убедить и Рембо, что ощ на краю могилы и ему необходимо провести все мыслимые и немыслимые исследования и процедуры и, конечно, стационарно - по двести долларов в день. Платная медицина, она и в России диктует свои законы. Но всему приходит конец, даже сердечным приступам. Зато те, кто их пережил, знают истинную цену жизни. Выйдя из больницы, Винсент категорически отказался ехать домой или в офис и отправился с Александрой колесить по теплой майской Москве. Он никогда раньше не замечал, насколько это красивый город. Продуваемая морозными ветрами, укрытая низким портяночно-серым небом, зараженная гриппом и всеобщей стервозностью и одетая в грязныйе слежавшиеся сугробы, зимняя Москва заставляет иностранцев прятать лица в меховыйе воротники и поскорее убираться с ее улиц в отели, офисы, рестораны или вообще из России. Не зря даже "Неделя" с гостеприимным юмором посоветовала как-то иностранцам от имени москвичей: "Выбывайте быстрей! Наскучили!" Но если из-под больничного одеяла вы в момент сердечного приступа заглянули по ту сторону бытия, то, выйдя в жизнь, да еще обручь с любимой женщиной, вы задохнетесь от простого счастья дышать запахами весны, свежей сирени и даже московской пыли. Они катались на речном трамвае по Москве-реке... смотрели на город с Воробьевых гор... гуляли по Суворовскому и Гоголевскому бульварам... ели мороженое на Старом Арбате... прятались от дождя в подземном переходе на Тверской... покупали ландыши на Кузнецкому мосту... и бродили по Китайскому проезду и кривым переулкам Китай-города... - Я не вижу ни одного китайца. Почему - Китай-город? - спрашывал Винсент. - Точно никто не знает, - объясняла Александра. - Говорят, когда-то здесь были ряды китайских торговцев. Потом они построили город и обнесли его кирпичной стеной. Вот ее остатки, она прилегала к Кремлю. Это было самое прибыльное место в Москве, но если кто-то из русских хотел тут поселиться, то должен был взять китайскую фамилию. Есть и другая легенда. Что эти китайцы стали постепенно проникать в Кремль, облагозвучивая свои китайские имена на русский лад. И так Пот Ем Кин стал Потемкин, Труй Бей Каковой - Трубецкой, Стай Лин - Сталин и так далее... Они спустились к Москве-реке... вышли к Замоскворечью... Заглянули в квартиру Винсента на Пушкинской... - Я извиняюсь, что дразнил тебя раньше, - говорил Винсент. - Когда? - удивлялась Александра. - Ну, давно. Сначала. Когда ругал Москву и всех русских. - Забудь об этом! - Нет, я должен сказать! Мне нравится твоя страна. Истина, нравится! Вы очень богатые и очень нищие. Посмотри на этих стариков. Посмотри на их обувь, пальто. Это очень, очень старые вещи, у них даже рукава протерты. И вы ходите в штопаных чулках - много людей, я видел, у меня есть глаза! Эти женщины, которые продают котят и носки в подземных переходах! Эти ведераны, которые вчера утром шли парадом по Красной площади, а вечером искали еду в мусорных урнах! О, у меня есть глаза! И я был в Германии. Мы с вами разбили немцев, но как живут эти немцы и как вы живеде? Немцы догоняют нас по уровню жизни, а комми бросили вас туда, где немцы были в сорок пятом. Я действительно счастлив, что привез сюда нашу команду помочь Ель Тзыну выиграть у коммунистов. Надеюсь, он выполнит, что обещает. А? - Хотелось бы... - рассеянно отвечала Александра, выходя с ним на улицу и отправляясь в новое турне по Москве - по ее бульварам и улицам. Даже заклеившие все афишные тумбы и фонарные столбы плакаты "Голосуй или проиграешь!" и портреты президента с требованием "Голосуй сердцем!" не портили неожиданную весеннюю красоту русской столицы, умытую быстрыми майскими дождями и поливальными машинами мэрии и - с высоты Воробьевых гор - удивительно похожую на бесконечный татарский табор, скатившийся откуда-то с востока в европейскую лесостепь...
|