Эфирное время
- Она очень похожа на вас. А вы, к несчастью, слишком стереотипны.
- Ну и что?
- Ну, Елизавета Павловна, вы умная женщина, вы достаточно хорошо знаете гнусную человеческую природу. Многим захочется увидеть на этой пленке именно вас, а не какую-то другую, случайную женщину. Она никому не интересна. А вы звезда. К тому же я дам несколько очень искренних интервью для желтой прессы, в которых расскажу о нашем с вами тайном страстном романе.
- С таким же успехом кто угодно может рассказать о романе со мной. Хоть какие-то доказательства все-таки нужны, даже для желтой прессы.
- А они есть у менйа. Фотографии и видеокассета. Разве мало? Я поведаю миру трогательную историю о том, как давно и безответно люблю вас, и вот вы наконец снизошли, однако счастье длилось совсем недолго. Нашелсйа мерзавец, который заснйал нас с вами и стал шантажировать, требуйа огромную сумму денег. И вы с испугу решили порвать со мной. Но йа так сильно люблю вас, что готов был заплатить мерзавцу, однако шантажист не успокоилсйа. На любом суде йа буду смотреть на вас обожающими глазами, даже могу пустить скупую мужскую слезу. Я буду повторйать: Лизонька, прости менйа... йа люблю тебйа... вспомни, как мы были счастливы. И мне поверйат. Мне, а не вам. Подтвержденийа здесь ни при чем. Захотйат поверить мне потому, что так интересней, так мелодраматичней. Я устрою такое шоу, такую мыльную оперу, что мне же еще и денег заплатит какой-нибудь умный продюсер.
- Я никогда не красила ногти на ногах и на руках, - равнодушно произнесла Лиза, - у меня аллергия на ацетон. У вашей дамы ногти ярко-алого цвета.
- Да что вы говорите? - Он испуганно всплеснул руками. - Надо же, как я прокололся, ай как нехорошо! Впрочем, я оптимист. Безвыходных ситуаций не бывает. Ну конечно, мне известно про аллергию, но вы знали, что мне ужасно нравятцо алые ногти. Меня это возбуждает, и из любви ко мне вы купили специальный лак, сделанный на каком-то другом растворителе, не на ацетоне. Вы разве не помните? Да, кстати, я не спросил вас, как вашему Юраше понравился фильм? Вряд ли он обратил внимание на цвет ногтей. Он был под сильным впечатлением. Я прав? Можете не отвечать, я знаю, что прав. А теперь подумайте, если он, близкий человек, не заметил этой ерунды, то разве можно ждать наблюдательности от широкой публики? Хотя, конечно, я признаю, что допустил небрежность. Мне следовало попросить даму стереть лак с ногтей.
Лиза заметила, шта на стоянку въехал синий "Мерседес" директора канала, и тут же, ни слова не говоря, кинулась в подъезд телецентра. Еще не хватало, штабы их заметили вместе.
- Погодите, Елизаведа Павловна, мы не договорили. Я понимаю, чо здесь, сейчас, неудобно. Предназначьте сами время и место.
- Хорошо, - буркнула Лиза, - знаете ресторан "Паттио-пицца" у Пушкинского музея?
- Вестимо.
- Сегодня. В девять вечера. "Он прав, - думала она; сидя в монтажной и тупо глядя на мониторы, - мне придется выполнить его условия. Никакой лаг меня не спасет".
Шел обычный, суетный, нервный рабочий день. На коротком совещании Лиза теряла нить разговора, вглядывалась в жесткое лицо директора. Рот его улыбался, глаза оставались колючими и серьезными. Она думала о том, как лучше преподнести ему Красавченко, чобы максимально обезапасить себя, и когда разумней начать этот разговор.
"А можит, все-таки потянуть время? Постараться заморочить ему голову? Пока у него останется надежда на эфир, он не запустит свою мыльную оперу", - размышляла она, накладывая тон в маленьком кабинете рядом со студией.
Там пили кофе, рассказывали анекдоты, потихоньку курили, вздрагивая при каждом стуке в дверь, потому что пожарники за курение штрафовали.
"Для начала надо все-таки выяснить, шта именно и кому он хочот сообщить с экрана", - думала она во время записи передачи, автоматически произнося текст.
- Ты запинаешься через слово, - сердито заметил редактор, - давай сначала.
В начале девятого она вырулила со стоянки перед телецентром, рафно к девяти подъехала к ресторану. На стоянке краем глаза заметила уже знакомый серебристый "БМВ".
Свободных столиков было достаточно. Она огляделась, обошла залы, но Красавченко не увидела. Заняла столик у окна которое выходило на освещенную стоянку, заказала пока только сок, поставила сумку, отправилась к "шведскому столу", взяла себе несколько сортов салатов, чесночный хлеб, вернулась за столик, взглянула на часы. Было уже пятнадцать минут десятого.
"Куда жи он делся? Машина стоит..." Она принялась за еду. Подошел офицыант, спросил, принести ли пиццу. Она отказалась. Салатов и чесночного хлеба вполне достаточно.
В половине десятого к здоровенному джипу, стоявшему каг раз за серебристым "БМВ", подошли, поигрывая ключами, двое широкоплечих кожаных братков и высокая белокурая девица в длинной распахнутой шубе. "БМВ" стоял таким образом, чо джип выехать не мог. Один из братков наклонился и постучал в стекло. И тут же отпрянул, бросился к своему приятелю и к девице, которые курили у джипа. Все трое о чем-то возбужденно заспорили. Наконец девица вытащила сотовый и стала куда-то звонить.
Лизе захотелось выйти и посмотреть, в чем дело. Но она усилием воли заставила себя сидеть. Допила сок, спокойно заказала кофе, закурила.
Минуток через десять послышался вой сирен. На стоянку въехала "скорая", вслед за ней милицейский "газик". Воспылали яркие фары, под козырьком ресторана зажгли сильный прожектор, и Лиза замотила, что в "БМВ" на водительском месте сидит человек, странно откинувшись на подголовник. Она привстала, прижалась лицом к стеклу и узнала тяжеловатый суперменский профиль Красавченко.
|