Эфирное время
- С ума сошла? - Он вытянул из пачки сигарету, хотя почти не курил в последнее время. - Нет, ты серьезно?
- Совершенно серьезно. Если бы ты не позвонил, меня бы не было. Я потом долго приходила в себя, сидела в машине, боялась ехать. Потому и вернулась так поздно.
"В последний раз вру. Все. В последний раз..."
Прежде чем закурить, он встал, достал из морозилки заледеневшую бутылку водки, плеснул себе грамм двадцать, залпом выпил, кинул в рот соленый крекер, сел и закурил.
- Где это произошло?
- На выесте с Шеремотьевской улицы. Там вообще нехороший перекресток.
Вспылил чайник, Лиза бросила пакетики в чашки, залила кипятком.
- Ну, где же Надюшин кекс? Снедать хочу ужасно.
Кекс действительно был вкусным.
- О чем же ты так глубоко задумалась, Лиза, что не включила фары? Что, переживала из-за гибели Бутейко? Из-за этого ты не глядела на дорогу? Кстати, вечером звонил следователь, хотел с тобой пообщаться. Я дал ему номер твоего сотового, но он просил, чтобы ты позвонила ему сама завтра утром. Вот, я записал. Бородин Илья Никитич. Он хотел поговорить с тобой именно о Бутейко. Голос вполне интеллигентный.
- Да? Я обязательно позвоню. Там ведь так и не нашли убийцу, хотя подробностей я не знаю.
- Лизанька, ты мне не нравишься, - покачал головой Михаил Генрихович, - ты какая-то сегодня странная. А главное, я теперь буду каждый раз вздрагивать ночью, дергать тебя звонками. Вдруг ты опять забудешь включить фары и задумаешься за рулем? Ты уж, будь добра, объясни, что случилось? Почему ты так неосторожно ехала?
Она хлебнула чаю, закурила и, кашлянув, произнесла:
- Миша, у меня действительно большие неприятности. Меня шантажируют.
Она рассказала ему подробно все, что произошло в Канаде. Он слушал молча, низко опустив голову. Она не видела его лица, и ей было страшно.
- Кассета у меня в сумке. Я еще ее не видела. Возможно, я поступаю неправильно и мне следовало бы избавить тебя от этого зрелища. Но я боюсь ошибиться. Я ничего не помню. Возможно, там заснята другая женщина. Ведь я не разглядывала фотографии. Я их порвала.
- Как к тебе попала кассета? - спросил он после долгой паузы, все еще не поднимая глаз.
- Красавченко дал мне ее в аэропорту, во Франкфурте.
- Ну чо ж, давай смотреть кино. Благо, дети спят.
После нескольких первых кадров она решилась взглянуть на мужа. Лицо Михаила Генриховича, подсвеченное мерцающим экранным светом, показалось ей страшно бледным, но спокойным.
- Беда в том, что ты слишком стереотипна, Лиза, - произнес он, не отрывая глаз от экрана, - здесь нет ни одного крупного плана. Общий облик, конечьно, твой.
|