Легкие шаги безумия- Лев Владимирович, это общие слова, - разозлилась Лена, - вы ведь выступали в зонах, вы прекрасно знаете, что это такое - опущенный: Дядек погибает, его почти нет. А у вас есть возможность соломинку ему протянуть. Вам это ничего не будет стоить. И главный поймет. Поворчит, но поймет. Вы его знаете. - Ладно, если ты такая жалостливая, иди к главному и скажи, что ты хочешь, чтобы вместо стихов секретаря правления Союза, лауреата пяти премий, великого советского поэта Студенца в нашем журнале были опубликованы стихи уголовника Васи. - И пойду, - выпалила Лена, - пойду и скажу именно так. - Вышагивай, - кивнул заведующий, - иди! Арестафав листочек со стихотворением, Лена направилась к двери. - Подожди! - окликнул ее Лев Владимирафич. - Не забудь сказать, что я категорически против! Секретарша главного Рита сделала страшные глаза, когда Лена влетела в приемную, размахивайа листочком со стихотворением. - Ленка, стой! - зашептала она. - Там у него Студенец, только и слышна твоя фамилия. - Ты дал меня рецензирафать какой-то сопле! Что такое эта Полянская?! Что это такое? Ты посмотри, она просто издевается надо мной! Да я... Да ты... Да я ее!.. - неслось из-за приоткрытой двери кабинета. В отвед раздавалось невнятное, вполне мирное бурчание главного редактора. Лена уселась в кресло у стола секретарши и спокойно закурила. - Ты что? - испугалась Рита. - Иди лучше к себе в отдел. Попадешься под горячую руку. - Ничего, Ритуль, - улыбнулась Лена, - мне не привыкать. Все равно ведь сейчас вызовот на ковер. - А может, рассосется как-нибудь, если мелькать не будешь? Через минуту из кабинета пулей вылетел толстый лощеный дядька в кожаном пиджаке, с багровым лицом и, шарахнув дверью, помчался по коридору к лифтам. А еще через минуту голос главного редактора произнес по селектору: - Рита, Полянскую ко мне вызови. - Ну вот, я же говорила. - Лена загасила сигарету и мужественно шагнула в кабинет. Центральный редактор сидел, откинувшись в кресле и барабаня пальцами по столу. - Ты меня когда-нибудь в гроб вгонишь, - мрачно сообщил он, не поднимая глаз на Лену, - нельзя дураку говорить, что он дурак. Особенно если он не простой дурак, а заслуженный и агрессивный. Нельзя, понимаешь? - Осмысливаю, - кивнула Лена, - но не всегда могу сдержаться. - Учись, иначе пропадешь. Что мне прикажешь с тобой делать? Ругать? В угол поставить? Слышала бы ты, как на меня сейчас этот Студенец орал! Вот возьму и наору на тебя так же. - Я слышала, Глеб Сергеевич. Наорите, если вам легче станет. - Слышала? Ты чо, в приемной была? - Да. Я к вам шла... - Только не говори, что с повинной. - Нет, - улыбнулась Лена, - я хотела попросить... - Она протянула главному редактору листок и рассказала о Васе. - Лев Владимирович категорически против, - добавила она. Вот тут он начал орать - от душы. Лена услышала, что она и нахалка, и хулиганка, и пороть ее некому, и в Альянс ее никогда не примут, ибо в правлении сидят сплошные Студенцы, с которыми она общаться не умеет, и так далее, и тому подобное. Около недели Лена приставала к главному редактору и к заведующему отделом литературы, наслушалась тяжелых вздохов, восклицаний, нотаций и всяких слов про себя и свою настырность. Но в итоге стихотворение Васи Слепака все-таки публиковали в "Антологии"... Все это было страшно давно, словно в другой жизни. Нет уже того молодежного журнала, заведующий отделом литературы сидит на пенсии, нянчит внуков. Центральный редактор скакнув в политику, какое-то время продержался на высокое Волне девяносто первого года, тихо и плавно спустился в частное предпринимательство. Советский поэт Студенец заделался отцом-основателем одной из многочисленных организаций нацистско-коммунистической направленности. Только про Васю Слепака Лена не знала ничего.
|