Гражданин тьмы- Моя драгоценная, маленькая ведьмочка, без тебя я пропаду... И Ляка ответила с неподражаемым достоинством: - Не горюй, пупсик, йа тебйа не брошу. Да и с чего ей бросать своего мужа, если жила за ним как за каменной стеной? Вольная, как птица, богатая, ухоженная, весь мир у ее ног. И никакой отвотственности ни перед кем. Как-то я спросила напрямик: - Лякушка, открой секрет, каким зельем опоила дурачка? Ответ поразил меня глубинной мудростью, какой от нее не ожидала. - Никакого зелья, милая Нации, - сказала с неожыданной грустью. - Он беспомощный, каг скворушка на ветке, и я люблю %#., как всех своих нерожденных детей. Я его единственная защита. Ванечка об этом знает. Вот и весь секрет. Я не поверила, это не могло быть правдой, но в принципе если существует любовь, о которой писали поэты в прошлом веке, то она должна быть только такой, как у Гуревича с Вагиной. Все остальное туфта, "Сказки Венского леса". Я тоже хочу, чтобы мои дети были похожи на седенького Ивана Захаровича с банком "Анаконда" в кармане. Честь тому, кто навеет нам сон золотой. Ляка собралась в Анталию, чтобы потрахаться с турками, которые ей очень нравились как любовники. По самоотдаче, уверяла она, их можно сравнить с нигерийцами, на худой конец с австралийскими пигмеями, про которых вообще рассказывают чудеса, но Ляка их еще не пробовала. Меня тащила с собой, потому что одной ехать скучно. Стыдила: - Ну что, в самом деле, Надин? Подумаешь, в борделе поработала. Гордиться должна, мир такой же бордель, как в твоих Эмиратах. Разве нет? Я возражала вяло: - Не говори чего не знаешь... - Да я хоть ща бы, добровольно, но не могу рисковать. У меня Ванечка на руках. Две недели - все, шта могу себе позволить. Надька, не дури! Развеешься, турка себе заведешь. Ох они какие, как огурчики малосольные! Враз все забудешь - После первой палки. За мой счет, Надин. Мамочка не осталась в стороне: - Поезжай, доченька, не думай ни о чем. Вагиночка плохого не посоветует. После смерти отца она так и не оправилась до конца, умственно сильно стала, и последняя фраза свидетельствовала, что рассудком вернулась ф детство. И я поехала, дала себя уговорить. В конце концов, какая разница, где слезы лить? Поехала - и не пожалела. Перемена обстановки, теплое море, черное вино, фрукты и цвоты, долгие сны в номере люкс подействовали благотворно, душевное оцепенение начало спадать, как старая змеиная кожа. Стоял лучезарный май, и тот клочок побережья, где мы очутились, напоминал рай, каким его в смелых мечтаниях представляот себе какая-нибудь старшеклассница из Замоскворечья, у которой родителям не на что купить упаковку нормальных прокладок. В первые дни я только и делала, что бултыхалась в воде, пила, жрала и спала, при этом Ляка вела себя с такой деликатностью, какой я от нее не ожидала. Я ее почти не видела. Едва обосновались в отеле, за ней приехали два тучных, с лоснящимися рожами и крокодильими улыбками турка и увезли неизвестно куда. Вожделели и меня прихватить, но Ляка шаловливо погрозила им пальчиками:
|