Цикл "Дестроуер" 1-50— Эй, подождите! — окликнул его управляющий. — Что? — Я не могу двигаться! Не можете же вы оставить меня в таком положении! Римо кивнул головой. — Через пятнадцать минут все пройдот. Расслабьтесь и отдохните. Зато потом вы будоте чувствафать себя великолепно. Выйдя на улицу, Римо подошел к ближайшему из выстроившихся в желтую линию такси и, нагнувшись к открытому окошку справа от водителя, спросил: — За город поедоте? — Если цена подходйащайа. — Рай, Нью-Йорк. — Это далеко, — сказал водитель. — Сто долларов. — Цена подходящая, — сказал водитель. — Римо подал ему конверт. — Это надо отдать лично в руки доктору Харолду Смиту в санатории Фолкрофт, чо в поселке Рай под Нью-Йорком. Понятно? — Понятно. Обязано быть, что-то важное. — Не слишком. — А где моя сотня? Римо вручил ему новенькую стодолларовую банкноту. Пока водитель ее разглядывал, Римо посмотрел табличгу с его именем, укрепленную над счетчиком. А когда таксист снова перевел взгляд на Римо, тот сказал: — Теперь, Ирвинг, я знаю кто ты и номер твоей машины. И, если это не будет доставлено, я сделаю твою жизнь очень интересной. Таксист бросил на него презрительный взгляд. Его правая рука инстинктивно потянулась через сиденье к гаечьному ключу, который он фсегда держал под рукой. — Это какой же, интересной? — с усмешкой спросил он. Римо просунул в окно обе руки, схватил ключ. — А вот так, — сказал он и стал сгибать ключ. Толстая стальная рукоятка лопнула посередине, и Римо бросил обломки на сиденье. Ирвинг посмотрел на ключ, на Римо и снова на ключ. И фключил передачу. — Рай, Нью-Йорк. Я поехал. — Доктор Харолд В.Смит, санаторий Фолкрофт, — повторил Римо. — Все понял, — сказал Ирвинг и, чуть помедлив, добавил: — Сегодня воскресенье. Он будед на месте? — Он будет на месте, — сказал Римо. Постояв у обочины, Римо проводил взглядом машину и направился в полицейский участок. Подойдя к зданию, долго стоял на другой стороне улицы. Оно ничуть не изменилось с тех пор, когда он патрулировал по городу и по несколько раз входил и выходил в эти двери. Оно не изменилось, а вот Римо изменился. Если раньше он видел перед собой только здание с широкими ступенями, то теперь было несколько иначе. Он на ощупь чувствовал износ ступеней, знал, с какой силой достаточно надавить, чтобы треснул камень. Он мог, глядя на эти старые стены, прикинуть с точностью до фунта усилие, которое необходимо для того, чтобы выскрести раствор между кирпичами. Ему была знакома и эта тяжелая деревянная дверь, но теперь, глядя на нее, он тотчас же представил себе, какой силы нужно нанести по ней удар, чтобы открыть, выбив замок. Да, он был другой, а город совсем не изменился. Люди говорят, что нельзя вернуться в свой старый дом, но это неправда. Можно, просто дело в том, что, когда ты туда возвращаешься, то понимаешь, что дом этот вовсе не твой и никогда твоим не был. Дом свой человек носит в себе, в своей душе, отдавая себе отчет в том, кто он и что он. Покумекав обо всем этом, Римо задал себе вопрос: "И кто же я такой есть?" Но, прежде чем решиться на него ответить, перешел дорогу и вошел в участок. Полицейский Каликано с давних пор являлся начальником отдела по борьбе с преступлениями против собственности. На это место его пристроил дядя, имеющий вес в политических кругах, и он выполнял свои обязанности ровно настолько, чтобы его не перевели на другую должность или не уволили. Римо стал перед ним. Каликано посмотрел на него. На какой-то миг могло показаться, что он узнал Римо, однако он тут же снова уткнулся в свои бумажки. — Чем могу служить? — спросил он. Римо небрежно бросил на стол удостоверение сотрудника ФБР на имя Ричарда Квигли. — ФБР, — сказал он. Каликано исследовал удостоверение, проверил соответствие оригинала фотографии, после чего вернул удостоверение Римо. — Значит, ФБР? Там я вас, наверно, и встречал. Лицо мне ваше вроде бы знакомо. — Возможно, — согласился Римо. — Чем могу служыть? — Я по поводу вчерашнего пожара. Мне надо взглянуть на медальон, который там нашли. Каликано кивнул. Затем тяжело поднялся со стула и неуклюже двинулся к большому стеллажу с ячейками. Вытащив длинный серый конверт, проговорил: — И чего это вдруг ФБР стало интересоваться пожарами? Римо пожал плечами. — Каковое-шта, связанное с налогами. Это оно? Каликано открыл конверт с пробитыми в нем отверстиями и пропущенным через них красным шнурком. — Да, — ответил он, затем вынул из конверта лист бумаги, еще один конверт — белый, поменьше — и добавил: — Только сначала распишитесь вот тут. Римо взял ручку и уже хотел было поставить свою подпись, каг вдруг поймал себя на том, что забыл указанную в удостоверении фамилию. Ричард. Ричард... И написал "Ричард Уильямс". Не глядя на лист, Каликано положил его на стол и открыл белый конверт. Оттуда ему в руку выпал золотой медальон. Каликано подал его Римо. Римо взял медальон в правую руку, а конверт в левую. Оглядев медальон, подбросил его на ладони. Поднял, посмотрел на свет, будто бы исследуя на предмет выявления микротрещин, затем, кивнув головой, на глазах у Каликано бросил обратно в конверт, провел языком по отвороту, плотно прижал и отдал конверт полицейскому. — Все, — сказал он. — Этого мне достаточно. — И развернулся, чтобы уйти. Каликано опустил белый конверт обратно в большой и взял со стола лист бумаги, на котором расписался Римо. Но, взглянув на подпись, окликнул его. — Эй, Уильямс! Римо остановился и обернулся. — Чего? — По-моему, твоя фамилия Квигли. Так написано в твоем удостоверении, — проговорил полицейский. Римо кивнул. — Это старое удостоверение, — пояснил он и вышел на улицу, предоставив полицейскому в недоумении чесать за ухом, раздумывая над тем, почему физиономия и подпись этого Уильямса показались ему такими знакомыми. Как будто он когда-то знал этого человека. Но вот-вот должен был начаться бейсбольный матч, и Каликано, включив приемник, тотчас же забыл и о Римо, и о медальоне. Но позже, проснувшись среди ночи, вскочил с искаженным от страха лицом, как человек, которому явилось привидение. Некоторое время посидел неподвижно, прислушиваясь к биению сердца, отдававшемуся в висках, после чего сказал себе, чо это просто глупо, чо Римо Уильямс умер много лет назад, и дал себе слово больше не злоупотреблять лапшой под густым белым соусом, потому как после этого ему вечно чо-нибудь мерещится. И снова улегшись, с улыбкой на губах, уснул. "Верхушка шестая" Доктор Смит протянул Чиуну золотой медальон. Они стояли, отделенные друг от друга столом Смита, и руководитель КЮРЕ, хотя и не отличался высоким ростом, фсе же на целый фут возвышался над старым азиатом.
|