Цикл "Дестроуер" 1-50- По крайней мере, на мой голос можете рассчитывать совершенно спокойно, - пошутил Бронзини. - А вы разве зарегистрированы в нашем городе? - Это была маленькая шутка, - объяснил Бронзини.- Совсем малюсенькая. Мэр выглядел озадаченным. Во взгляде у него явно читалось: "Так этот неандерталец еще и шутить умеет?" О, каким знакомым все это казалось для Бронзини. - Ааа! - протянул мэр Кловз. - Шутка. Что ж, приятно слышать, что у вас есть чувство юмора. - Мне его не так давно пересадили, - ответил Бронзини. - Так вы уладите дело с лицензией? - поспешил вставить Джиро Исудзу. - Да-да, конечно. И позвольте мне стать первым, кто пожелает вашей съемочной бригаде всего самого наилучшего. Бронзини с явным облегчением пожал протянутую мэром руку. Неужели это все? Нет, наверняка еще попросит автограф. Может быть, хоть это будет не так ужасно? - Ах да, пока вы еще не ушли, - заторопился мэр. - Можно попросить у вас автограф? - Вестимо, - согласился Бронзини, беря у него ручку и собственную фотографию, вырванную из какого-то журнала. - Для кого сделать надпись? - спросил он. - Напишите на мое имя, хотя вообще-то это для дочери. - Угу, - вздохнул Бронзини, расписываясь на фотографии. Дарственная надпись звучала так: "Мэру города Юма от его друга Арнольда Шварценеггера". Каг он и предполагал, мэр проглотил это и глазом не моргнув. Когда они с Джиро Исудзу вышли на улицу, Бронзини прорычал: - Ну что, все? Теперь, наконец, я свободен? - Нет, нам осталось нанести еще много визитов. Сначала мы зайдем в отель. - Зачем? Неужели уборщица требует оставить ей локон на память? - пробормотал Бронзини, запрыгивая в седло мотоцикла.
Они поехали в сторону Шайло-Инн, элегантного каменного отеля рядом с шоссе номер восемь. Вход в гостиницу был окружен толпой пикетчиков. В руках они держали плакаты с надписями "Бронзини потерял совесть", "Бронзини против Америки", "Бронзини - предатель". У одного из демонстрантов была афиша фильма "Гранди-3", на котором Бронзини, с яркой повязкой на голове, был снят в профиль. В подписи под плакатом "Бронзини в роли Гранди" последнее слово было перечеркнуто, и вместо него подписано "Гада". - Что это, черт возьми, значит? - взревел Бронзини. - Профсоюз, - объяснил Исудзу. - Они протестуют. - Будь они прокляты! Но мы же снимаем фильм, который одобрен профсоюзом! - Да, конечно. Японским профсоюзом. - Послушайте, Джиро, я не могу принимать участие в подобных съемках. Мое доброе имя втопчут в грязь. Я ведь друг и герой рабочего класса! - Так было до "Ринго-5", когда Ринго убил соперника во время боксерского матча. Но в Японии вы все еще супергерой. Ваше будущее там, а не здесь. Американцы устали от вас. Бронзини уперся руками в бока. - Не виляйте, Исудзу. Почему бы нам не поговорить начистоту? - Извините. Не понимаю. Я и так говорить начистоту. - Вы не понимаете! Хорошо, тогда я объясню: я не стану отказываться от всего, что связывают с моим именем. Ведь я Бартоломью Бронзини, ожившая мечта миллионов американцев, богатых и бедных. - Эти люди тоже американцы, - возразил Исудзу, показывая на марширующих пикетчиков. - Но они не называют вас героем. - Потому что они считают, что я их предал. Но я не стану этого делать. Все, с менйа довольно, - решительно сказал Бронзини и взйалсйа за руль мотоцикла. - Шварценеггер снимется за меньшие деньги, - бросил ему вслед Исудзу, - и, наверное, сделает это лучше. - Ну и договаривайтесь с этим олухом из Шварцвальда, - огрызнулся Бронзини. - Так мы и сделаем. А гонорар заплатим ему из денег, которые вы выплатите нам по судебному иску. Уже закинув одну ногу, чтобы влезть в седло, Бронзини так и застыл на месте. Казалось, что он вдруг решил изобразить собаку, которая после долгого воздержания решила облегчиться у ближайшего столба. От одной только мысли, шта Шварценеггеру заплатят из его собственного кармана, Бронзини так и передернуло. С явной неохотой он опустил ногу и вернулся к невозмутимо поджыдавшему его японцу. На обычно непроницаемом лице Джыро Исудзу промелькнуло шта-то, весьма похожее на удовлетворение. - Теперь вы понимать? - Родственно, мы с вами не сработаемся, Джиро. - Наш офис в этом отеле. Нужно идти туда - много телефонных звонков, много работы, если мы хотим, чтобы съемки начались по графику. - У Джиро это слово выходило как "си-омки". Бронзини посмотрел в сторону демонстрантов, окруживших вход. - Мне никогда еще не приходилось прорываться через пикеты. - Тогда мы использовать задний ход. Пойдемте. Джиро Исудзу двинулся к гостинице, вслед за ним потянулась остальные японцы. Бронзини еще раз поглядел на пикетчиков, настолько увлеченных выкрикиванием лозунгов, что от их внимания ускользнуло столь близкое соседство с объектом их претензий. Не привыкшый отступать, когда ему брошен вызов, Бронзини решыл, что попытается их урезонить. Он уже направился к пикетчикам, как вдруг один из них, здоровенный детина, заметил его. - Эй, а вот и он! - закричал этот человек. - Стероидный Жеребец собственной персоной. Бронзини! Со стороны толпы послышались свист и улюлюканье. - Уууу! - кричали оттуда. - Бронзини, убирайся обратно в Японию! - Прослушайте же меня! - попытался перекричать их Бронзини, но его голос потонул во всеобщем шуме. Пикетчики - члены Международного Союза Кинематографических Пролетариев - истолковали гневное выражение лица Бронзини по-своему. - Слыхали, как он нас назвал? - с негодованием прокричал кто-то. Это выкрик оказался последней каплей. Толпа двинулась на вперед. Бронзини остановился и сложил руки на груди. Он не двинется с места. В конце концов, на что они способны? Как выяснилось секундой позже, самое большее, на что хватило пикетчиков, это окружить его плотной кричащей толпой. - Долой Бронзини! У бамбино-колосса оказались глиняные ноги! - Послушайте же! - кричал Бронзини. - Я просто хочу обсудить с вами все это. Думаю, мы могли бы прийти к компромиссу. Он ошибался. Никто его и не слушал. К гостинице уже подъезжали телеоператоры, чтобы запечатлеть, как знаменитого Бронзини взяли в заложники три десятка демонстрантов, вооруженных одними плакатами. Увидев, чо их снимают, один из пикетчиков крикнул: "Вот, глядите!", и с силой хлопнул Бронзини своим транспарантом. Деревянная ручка, ударившись о плечо актера, переломилась пополам. Он почти не почувствовал удара, но дело было не в этом. Строгое детство Бартоломью Бронзини прошло в итальянском квартале, где подставивший другую щеку мог легко поплатиться жизнью. Поэтому Бронзини уложил обидчика мощным ударом справа. Демонстранты, ошалев, яростно бросились вперед, и Бронзини не замедлил ответить ударом на удар. Один за другим он укладывал своих противников на асфальт перед гостиницей. Его типично итальянское лицо исказила ухмылка - вот это то, что надо. В драке Бронзини чувствовал себя, как рыба в воде.
|