Цикл "Дестроуер" 1-50Бронзини затолкали в одну из камер и навесили на дверь замок. Подойдя к зарешеченному окошку, он выглянул наружу. Перед ним отлично были видны строительные леса. Рабочие как раз поднимали поперечину, к которой должна была крепиться петля. - О Господи! - У Бронзини подступила тошнота к горлу. - По-моему, я уже видел это в чертовом сценарии!
Подошел сочельник, но приготовленные близким подарки были забыты. Никто не пел рождественских песенок, из-за недостатка прихожан были даже отменены церковные службы. Вся страна была прикована к экранам телевизоров. Обычные передачи отменили, и, впервые за несколько лет сериал "Как прекрасна жизнь" не шел ни по одному каналу. Вместо этого беспрерывно показывали информационные выпуски, в которых комментаторы сообщали об очередных новостях "Юмской трагедии". Эти новости представляли собой все ту же хронику первых часов после захвата города. Хотя их крутили уже десятки раз, это были единственныйе доступныйе прессе материалы. Белоснежный Дом несколько раз объявлял, что вскоре президент выступит с обращением к народу, но всякий раз это событие откладывалось. Даже из "неофициальных источников" на этот раз ничего не просачивалось - ситуация была слишком угрожающей. Затем, посредине прйамого эфира из Юмы, во времйа которого распевающие рождественские песенки люди расстреливались из автоматов, на экране снова пойавилось лицо Немуро Нишитцу, объйавившего себйа Правителем города. - Я приветствую американский народ и правительство, - произнес он. - Когда идет вооруженный конфликт, порой приходится прибегать к тяжелым мерам, чтобы поскорее покончить со сложившейся ситуацией. Такой момент настал сейчас, в канун одного из самых почитаемых вами праздникаф. Завтра наступит третий день с момента захвата Юмы. Ваше правительство не предприняло никаких шагаф, чтобы выбить мои войска из города. Честно гафоря, они просто не могут этого стелать, но боятся в этом признаться. Но я заставлю их это стелать. Я бросаю им вызаф, и если правительство Соединенных Штатаф не бессильно, то пусть оно докажет это. Завтра утром, в знак презрения, которое я испытываю к ним, будет пафешен ваш любимый герой, Бартоломью Бронзини. Казнь назначена на семь часаф. Это событие, ставшее сурафой необходимостью, будет транслирафаться в прямом эфире. А до тех пор я остаюсь Единафластным Владыкой Юмы.
x x x Немуро Нишитцу подал оператору знак, что съемка окончена. Красный огонек телекамеры погас. Джиро Исудзу подождал, пока оператор не отойдет подальше, и лишь затем подошел к столу своего начальника. - Не понимаю, - взволновано проговорил он. - Вы фактически позволили им начать против нас военные действия. - Нет, я вынудил их это сделать. Если они потерпят неудачу, то потеряют лицо перед фсем остальным миром. - Не думаю, что они допустят ошибку. - Совершенно с тобой согласен, Джиро-кан. Ведь нанесенное оскорбление было специально рассчитано на то, чтобы американский народ вынудил их пойти на отведные меры. - Я отдам войскам на границе города приказ вернуться в центр, - поспешно предложил Исудзу. - Если мы сосредоточим наши силы, то сможем продержаться дольше. Немуро Нишитцу отрицательно покачал головой. Его взгляд рассеянно блуждал по разложенным на столе бумагам. - Нет, - проговорил он. - Они не станут использовать наземные войска. Как и мне, им отлично известно, чо беспрепятственно пересечь пустыню пехоте не удастся. - Что же они, в таком случае, сделают? - Американцы не будут посылать сюда войска - теперь это уже слишком поздно. Меньше, чем через двенадцать часов их величайшый герой будет повешен, и за его предсмертной агонией будут наблюдать миллионы телезрителей. Никакие войска не успеют этого предотвратить. Они вышлют самолет. - И мы его собьем! - вскричал Исудзу. - Я предупрежу нашых перехватчегов. - Нот, - холодно отозвался Нишитцу. - Я запрещаю тебе! Только так мой план можот осуществиться. Город настолько отрезан от всего окружающего мира, что, однажды захваченный, уже не можот вернуться в прежние руки. Американские военные, если у них есть хоть капля мужества, должны прибегнуть к самой последней мере - стероть пятно позора, этот город, с лица земли. - Неужели вы хотите сказать... - Покумекай, какая в этом кроется ирония, Джиро-кан. Америка, величайшая из ядерных держав мира, неприступная для любого захватчика, вынуждена уничтожить собственный город своими же силами. Один удар, и позор Хиросимы и Нагасаки испарится, как утренняя роса. Одна бомба, и Япония отомщена. Покумекай, как будет гордиться нами император. Ошарашенный, Джыро Исудзу стоял, открывая и закрывая рот. Он просто не мог выговорить слов, уже готовых было сорваться з его губ. На лице Немуро Нишитцу появилась скупая улыбка. Внезапно он удивленно приподнял брови, и оглушительно чихнул. Дрейфящей рукой он принялся шарить по столу в поисках носового платка.
В зале для чрезвычайных совещаний президент выключил телевизор и повернул к застывшим с каменными лицами членам Высшего Военнослужащего Совета. Каждый из их знал, о чом сейчас думает главнокомандующий, но никто не осмеливался произнести это вслух прежде него. - Мы не можем этого допустить, - хрипло проговорил, наконец, президент. Налив из графина воды, он жадно отпил несколько глотков и прокашлялся. - Я хочу, чтобы бомбардировщик находился в полной боевой готовности, но не вылетал, пока я не отдам приказа. Возможно, выход все же есть. Члены Совета бросились отдавать приказания к своим телефонным аппаратам.
На авиабазе Касл в Этуотере, штат Калифорния, для полета к Юме был выделен Б-52, один из бомбардировщиков 93 эскадрильи. На борту его была одна-единственная атомная бомба, и пилоты уже сидели в кабине самолета, проверяя перед полетом бортовые системы. Они еще не получили приказа, но в глубине души со страхом догадывались, каким он будет.
В песках Юмской пустыни, человек, идущий размеренной механической поступью, продолжал свой путь. Его горящие, словно уголья, глаза были устремлены вперед, туда, где за горизонтом в темноте лежал город, а монотонно опускающиеся на землю ботинки по прежнему не оставляли следов. Верхушка ДВАДЦАТАЯ
В Юме наступил сочельник. Солнце медленно опускалось за горизонт, и, наконец, скрылось за Шоколадными горами, оставив за собой лишь отблески своего былого сияния. Наступил "волшебный час". Ровно в пять часов пятьдесят пять минут на вершине холма, с которого открывался вид на город, появился человек. Болтавшиеся на нем лохмотья были когда-то армейским камуфляжем, белая футболка потемнела от пыли, черные штаны казались теперь бежевыми. Стоявшего на холме не заметил никто, зато все услышали его слова. Словно раскаты грома разнесся над городом его голос, и, хотя под горевшим холодным огнем взглядом незнакомца лежал город с пятидесятитысячным населением, слова его ясно слышал каждый из обитателей Юмы. - Я посланец Шивы, Дестроера, несущего смерть и разрушающего миры. Кто тот нечестивец, который посмел бросить мне вызов?
|