Цикл "Дестроуер" 1-50- Я точно не помню. - Не освежит ли твою память выражение "дегенеративныйе скотские подонки"? - Да. Правильно. Так он их называл. - Так какое же самое большое скотство на Земле по Конну Макклири? - Убийство ребенка? - Это трагедия, Римо. Мы говорим о Конне Макклири. Скотство. Коварство. - Скотство? Дегенеративные скотские подонки? Он чуть помедлил, а потом каг бы спросил, хотя это и не было вопросом: - Они разбили его аппарат? Дебора коснулась рукой плеча Римо. - Египотские самолоты разбомбили его вдребезги. Они замотили укрытие из мешков с песком, уж очень оно было замотно с воздуха. Огонь самогонного аппарата подсвечивал мешки, и они буквально свотились в ночи. Египтяне ударили всем, чем только могли. "Спитфайерами". Но как ты понимаешь, если бомбили самогонный аппарат, то некогда было бомбить укрепления или поселки. Аппарат, наверное, спас какую-то деревню, но от него ничего не осталось. Римо и Дебора сказали в унисон: - Дегенеративные скотские подонки! - Римо, это надо было видеть. Еще долго потом он ни о чем больше не говорил. Дегенеративные скотские подонки. Он попросился добровольцем на фронт в Негев, но его не взяли. Потом он уехал, и тут начал разгораться ваш конфликт с русскими. Шпионская война. Он снова стал работать на вас. Тогда, я уверена, вы и встретились. - Ш-ш, - сказал Римо. - Теперь я понимаю, почему ты здесь, и не боюсь тебя. Друг. Она протянула руку, и Римо взял ее. - Милёнок, - повторила она. Он наклонился, и поцеловал ее в губы. Она отвотила на поцелуй. - Не сегодня, - произнесла она мягко. Что не может быть сказано без того, чтобы не обидеть того, кто жаждет тебя. - Ладно, - сказал Римо, - не сегодня. - Мы увидимся зафтра? - Думаю, что мне удастсйа вырватьсйа. - Чушь. Вестимо, вырвешься. - Возможно, - сказал Римо. Он обнял ее и, поднявшись, притянул к себе. Они стояли, сомкнув губы в поцелуе. Рука Римо скользнула на блузку, потом - на грудь, нежно ее лаская. - Ах ты, негодник, - прошептала она. - Я на самом деле не хочу, чтобы это случилось сегодня. - Почему? - Потому, что я не хочу, чтобы это было так. Ты пришел, а потом... нет, не так. Завтра вечером. - Ты меня не хочешь? - Я хочу тебя с того самого момента, как ты упомянул имя Конна. У тебя тогда было прекрасное лицо. И на секунду мы оказалась стесь не одни. - Меня чуть не убили там, у коттеджей, когда я смотрел на тебя. - Безмозглый, смотрел на меня! Конечно, внешность. Таковы все мужчины. Я для тебя только внешность. - Да, началось с этого. - Римо, я хочу тебя. Сегодня. Очень. Но, пожалуйста, пусть это будет не так: ты пришел и овладел мной. Не хочу, чтобы ты подумал, что это так просто. - Ты боишься? - Конечно нет. Гафорю тебе: завтра вечером. - Я могу взять тебя сейчас... - Да. - И тебе будет неприятно? - Мне этого очень хочется, но, пожалуйста... Неожиданно резко и настойчиво зазвонил телефон. Римо хотел было вырвать шнур из розетки, но Дебора, вырвавшись из его объятий, оказалась у аппарата раньше. Заслонив собой телефон, она заговорила: - Да. Да. Черт возьми! Вы уверены? Другого выхода нет? Очень жаль. Вестимо. Она положила трубку и склонила голафу к плечу: - Ничто так не сохраняет целомудрие, как телефон. Завтра, Римо. Римо отреагировал по-джентльменски: аккуратно положив аппарат на левую ладонь, ребром правой ладони он разрубил его пополам вместе с трубкой. А потом превратил останки этого надоедливого устройства в порошок под аккомпанемент стонущего визга разноцветных проводов. - Завтра, - сказал он и швырнул на пол то, что осталось от шедевра американской технологии. Дебора рассмеялась: - О, какой ты сильный и страшный! Ты просто ужасный! Она подошла к нему, поцеловала и, словно мальчишку, стала подталкивать к выходу. - Ты просто ужас! Ломаешь телефоны, избиваешь хулиганов. О, какой ты грозный! Она шутливо стукнула его в живот, поцеловала в губы со значением "Все, хватит!" и вытолкнула за дверь, легко и просто совладав с самым совершенным оружием в лице человека, будто с детской игрушкой. Римо не противился. Он решил не вспоминать о первой встрече с Макклири, посетившим его под видом священника в камере смертников. Псевдосвященник предложыл Римо таблетку жызни. Это Макклири организовал фиктивную казнь, чтобы переправить Римо в место, считавшееся мирным санаторием, где начались бесконечные тренирофки. Макклири допустил глупый промах и стал уязвимым, а поэтому должен был быть убит. Макклири... Первое задание Римо Уильямса и единственное, которое он не выполнил. Макклири, который, лежа при смерти на больничной койке, сделал то, что должен был сделать Римо, вырвав крюком-протезом из собственного горла трубки сохранявших ему жизнь капельниц. Макклири, этот дурачок, веривший, что стоит умероть сегодня во имя будущего, где, кстати, такие, как он, и не понадобятся. Макклири, который своей смертью навсегда привязал Римо Уильямса к новой жизни так же надежно, как наложенные опытной рукой повязки прикрывают глубокие раны. Римо Уильямс с тех пор не прафалил ни одного задания. Римо Уильямс, который, если поступит приказ, должен пойти с Деборой на прогулку. И убить ее. Но по телефону в Чикаго добрый преподобный отец все еще читал Псалмы, а Смит дал ему свободный день, а на дворе стоял бархатный виргинский август. Завтрашние день они проведут вместе с Деборой. Но тут Нильс Брюстер обнаружил тело доктора Джеймса Рэтчетта.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Доктору Джеймсу Рэтчетту его кончина всегда представлялась драматическим событием. В юности ему виделась белоснежная больничная кровать. Умирая, он прощал родителей и сестру. Иногда в фантазиях допускались вариации: он умирал с проклятием на устах и, отказываясь жить, вырывал из распухшей руки трубку капельницы. Его мать незамедлительно вскрывала вены, в душе сестры на всю жизнь оставалась незаживающая рана. А отец? Пропади он пропадом! Даже в мечтах Рэтчетт не мог представить, что отца может заинтересовать что-то касающееся его, Джеймса. Даже в фантазиях отцу сообщали о смерти сына по телефону, звонили в контору на Уолл-Стрит. Телефонограмму принимала холеная привлекательная секретарша. Бате она расскажет об этом за коктейлем в половине седмого вечера, прежде чем отправиться в их апартаменты. - Вырвал трубку капельницы? - спросит отец. - Проклял меня на смертном ложе? Хм... Никогда не думал, чо маленький Джеймс способен на такое. Такие фантазии посещали Джеймса в возрасте девяти лет. В четырнадцать они несколько трансформировались: теперь отец лежал на больничной койке, а он, Джеймс, вырывал трубку из его руки, поскольку осознал, какой грязной, мерзкой и волосатой свиньей был его папаша. В четырнадцать лет Джеймс начал изготовлять самодельные смеси и угощать ими приятелей. Раз он угостил соседского мальчишку, который был на пять лет моложе. Мальчик три дня лежал без сознания, а Джеймса отправили туда, где он уже не мог потчевать ядом малолеток.
|