Закон фронтира- Мюллеру?! - Борману!!! Миллеру. Позируя художнику Миллеру, он сказал: "Я совершил в этой жизни немало славного и никого не сделал несчастным. Не подписал ни одного смертного приговора. Бывал мал, бывал велик". Ну? Время. - Дети! - воскликнул Рогалик, патетически воздевайа руки к небу. - Детища! Да это же Зигмунд Фрейд! У Зойки сделалось такое лицо, как будто ее сейчас вырвет. Любимов заржал. Ирина закатила глаза. И только Лешечка блаженно улыбался. - Так, - вздохнул Гош. - Отставить разминку. Откомандируй-ка, друзья мои, в тенек. Зубры! - Ничего, - повторил Любимов, вставая. - Оклемаются. - Так кто же это все-таки был? - спросила Зойка. - Тебе же сказали - Борман. - Это был Потемкин, - уверенно заявил Гош. - Точно Потемкин? - строго переспросила Ирина, заглядывая в ответ. - Ну, может быть, Суворов. Вожделея сомнительно. - Гошка, это был Суворов. - Обидно. Не взяли. Позади Лешечка и Рогалик, хихикая, поддерживали один другого. - Господи! - простонала Ирина. - Там же в вестибюле карась! Они давно грозились его поймать... Известность богу, знаменитый карась из Дворца пионеров (чудовищно разжиревшая оранжевая рыба, в молодые годы бывшая золотой) куда-то спрятался, и на дне бассейна красовались только груды ветхозаветных медяков. Любимов увел ребят умываться холодной водичкой, а оставшаяся половина команды вошла в шумный зал, уселась за один из столиков и принялась рвать на куски бумажки для ответов. Вокруг галдело больше двадцати московских команд, и к Зойке тут же начали подходить здороваться мужики. Гош, как всегда, пытался их сосчитать, но потом ему надоело. Появившиеся к самому началу игры "подготовленные" выглядели получше, но, увы, только выглядели. Ирина показала Любимову кулак.
|