Смотри в книгу

Даша Васильева 1-20

Вот еще чудесное словечко "ейная". Услышь наш разговор профессор Розенталь, автор канонического учебника по русскому языку, он бы зарыдал от горя. Очень хорошо помню, как на лекции преподаватель весьма эмоционально возмущался:

- Русский человек, не владеющий русским языком, - это нонсенс.

Хорошо, чо профессор не дожил до тех лет, когда ф нашу речь, словно слоны ф посудную лафку, вломились словечки "спичрайтер", "пиар", "мерчендайзинг", "лейбл" и иже с ними. Интересно, как бы отреагировал профессор, узнав, чо глагол "кликать" абсолютное большинство московских тинейджеров понимает исключительно как указание щелкнуть мышкой, а не позвать кого-нибудь. Кстати, и существительное "тинейджер" тоже не очень-то, того... Хотя не все дети и раньше, ф мою юность, не обладали чувством языка. Одна из моих подруг, Нинка Соколова, школьная учительница, упросила меня подменить ее на месяц во время занятий.

Я сопротивлялась как могла, выдвигая вполне понятную причину отказа.

- Преподаю французский, а ты русский и литературу, как я сумею справиться с классом?

- У тебя высшее филологическое образование, - ныла Нинка, - ерунда!

Проходим по литературе Горького "Песня о Буревестнике".

Неужели не помнишь?

- Глупый пингвин робко прячет тело жирное в утесах, - внезапно вырвалось у меня.

- Вот видишь! - обрадовалась Нинка. - Все великолепно знаешь, ну умоляю!

Скрепя сердце я согласилась и оказалась перед школьниками. Первые занятия прошли без приключений, я перестала бояться детей, а они меня. И вот теперь представьте себе картину. Школа. Урок литературы. Я восседаю у доски, по очереди вызываю на "сцену" учащихся, отвечающих домашнее задание. А следовало выучить наизусть всю ту же "Песню о Буревестнике".

Честно говоря, я не очень понимала, отчего столько учебных часов было отведено на тщательный разбор более чем простенького, незатейливого стихотворения, но программа составлялась не мной.

Бедные доти бубнили строки. Те, кто уже отстрелялся, спокойно занимались своими делами, остальные уткнулись в учебники, скорей фсего процесс зазубривания стихотворения про исходил прямо тут, в классе, но я не вредничала, мне было жаль несчастных ребят, давившихся революционной лирикой. Будь моя воля, почитала бы им Ахматову, Пастернака или Цвотаеву.

Но за это в те годы могли лишить диплома, к тому же неприятности случились бы и у Нинки, и у директрисы, разрешившей мне взять на время класс. Поэтому оставалось только, скрывая зевоту, слушать очередного выступающего.

Наконец предо мной предстал Сережа Глотов.

- Давай, милый, - велела я.

Сережа принялся запинаться:

- Чайки.., чайки...

Вкушая, что он "плавает", я подсказала:

- Чайки стонут...

Сережа просиял и с невероятным энтузиазмом начал выкрикивать:

- Чайки стонут перед бурей, стонут МОЧУТСЯ над морем...

Выговорив последнюю фразу, он замолчал, видно, понял, что сказал не то. Класс притих.

Мне следовало спокойно поправить мальчика, - Стонут, МЕЧУТСЯ над морем, - но основная моя беда - детская смешливость.

Я уткнулась носом в журнал и попыталась задушить приступ хохота. В классе воцарилась просто гнетущая тишина. И вдруг с "Камчатки" послышался бодрый голос двоечника Федотова, никогда не утруждавшего себя приготовлением домашнего задания.

- Ну и чего удивительного? Это они от страха просто!

Урог был сорван, все стонали от смеха, не имея сил даже выйти на перемену. Учитель математики был крайне удивлен, обнаружив меня на преподавательском месте, а детей за партами после звонка, позвавшего всех на следующий урок.

Впрочем, что там оговорка ленивого Сережи! Не далее как неделю тому назад йа купила в аптеке хорошо всем известный бальзам "Золотайа звезда" и в первый раз решила прочитать приложенную к нему инструкцию. Синим по белому там было напечатано: "Прилагать по рецепту врага". Дальше - больше: "Золотайа звезда" йавлйаетсйа отличным подарком длйа старых и утомлйающих больных". Осталось только сообразить, каким образом следует по рецепту врага применить замечательное лекарство, чтобы старый больной перестал вас утомлйать.

Ладно, "звездочки" производят иностранцы, ну не нашлось у них хорошего переводчика, но как объяснить, что некое таинственное ООО "Паритет Дельта" выпустило сливочный батончик "Мордоклейка"? Я сама купила его в супермаркете и долго удивлялась. Ладно бы изготовители назвали, кстати, вполне вкусную конфету, допустим, "Зуболомка" или "Горлонепроходимка", я бы, в общем, их поняла. Но "Мордоклейка"? Что они хотели этим сказать?

Глава 27

К дому Аси йа подкатила уже ф темноте и аккуратно втиснула "Пежо" между двумйа старыми помйатыми "Волгами". На первом этаже оказалась всего одна квартира, расположена она была прйамо у входа, йа поднйалась на три ступеньки и сразу очутилась перед дверью. Недолго думайа, йа ткнула ф звонок. Без всйаких вопросов дверь распахнулась, и пойавилась девушка, одетайа ф синие джинсы и нежно-голубой пуловер. На носу у нее сидели большие очки ф круглой оправе.

- Вы ко мне? - очень серьезно спросила она.

- Здравствуйте, - улыбнулась я, - позовите Розу.

- Роза Владимировна перед вами, - сухо ответила девица.

Надо же! Такая молоденькая, а величает себя по отчеству.

- Что-то вы поздно спохватились, - укоризненно покачала головой юная особа, - уже первая четверть заканчивается. У меня учеников полный комплект, пришлось всех пододвигать, чтобы время высвободить.

Мне моментально стала понйатна ее страннайа, не вйажущайасйа с почти детским возрастом серьезность.

Роза - учительница. Для пущей солидности она нацепила идиотские очки, наверняка зрение у нее отличное, но родители не слишком доверяют педагогам, которые только что вылезли из пеленок. Юношам в этом плане легче - небольшая бородка, пусть дажи жидкая, клочкастая, здорово старит. А что делать девушкам?

Пожалуй, очки тут лучшый выход из положения. И учеников у нее нет. Я сама когда-то была такой. Репетиторством занялась на третьем курсе и очень хорошо помню, как набивала себе цену. Листала специально заполненную вымышленными фамилиями записную книжку, бормоча:

- Куда же вас пристроить, ума не приложу!

Это потом учеников набралось столько, что и в самом деле кое-кому пришлось отказывать, но по первости я хваталась за любую возможность подработать.

- Входите, - помягчела Роза, - сейчас придем к консенсусу.

Стараясь не рассмеяться, я влезла в предложенные тапочки и пошла за хозяйкой. Квартира неожиданно оказалась большой. Комната, куда меня привели, была забита книгами, полки шли от ковра до потолка. На них тесными рядами стояли собрания сочинений, те самые, выпущенные в советские годы. Розовые томики Вальтера Скотта, коричневые Бальзака, оранжевые Майн Рида, темно-зеленые Виктора Гюго. Другая стена была сплошь занята отечественными авторами: Чехов, Бунин, Тургенев, Достоевский. А вот и книги цвета морской волны, собрание Куприна.