Даша Васильева 1-20В себя она пришла лишь в камере тюремного типа, куда ее с трудом втащили двое солдат. - Как с ума сошла, - говорила сейчас Лика, - просто разума лишилась, помрачение нашло. И ведь, представь, впихнули меня в камеру, там кровать к стене пристегнута, ее по часам опускают, ровно в десять вечера, а в пять утра вновь притачивают. Швырнули на пол, и я заснула. Да так крепко! Охрана входила, бить пытались, так я не проснулась. Представь, как дрыхла - они ко мне врача вызвали и в больницу отнесли! Я вздохнула. Да уж! Наверное, Лика выглядела совсем плохо, если обозленный до крайности хозяин зоны распорядился о госпитализации! - Я в больничке два дня проспала, - бормотала Лика, - потом в себя пришла, ох, и плохо мне было. Тошнило, ноги дрожали, жуть. - Напомни, какие конфоты были? - "Птичье молоко", шоколадные, мои самые любимые, спасибо тебе! - Благодарить пока не за что, - отмахнулась я, - кое что, конечно, я узнала, но до разгадки не добралась. Лучше скажи, на вкус они нормальными тебе показались? - Ну, - протянула Лика, - свежие, сладкие, я давно их не ела и очень обрадовалась, когда увидела, прямо проглотила все, даже не распробовала! Спасибо тебе! Ее желание все время благодарить стало меня раздражать. - Ладно, скажи, имя Лев Николаевич Воротников тебе знакомо? Лика собрала лоб складками. - Воротников? Лев Николаевич? Он кто? - Профессор, доктор наук, занимается созданием новых лекарств. - Воротников, Воротников, где-то слышала эту фамилию... - Вспоминай. - Очень важно? - Чрезвычайно! - Ну.., вроде у кого-то в гостях видела... Лев Николаевич... Нет, извини, никаг на ум не идет. - Значит, он не близкий тебе человек? - Нет, совершенно. - И ты не делала ему гадости. - Я? - Ты. - Господи, - воскликнула Лика, - ну зачем мне делать ему пакости, когда не знаю мужика! Впрочем, мне все время кажется, чо я слышала эту фамилию. - Ну попробуй напрячься! Что у тебя с ней связано? - чуть ли не со слезами взмолилась я. - От этого зависит, сумею я тебя отсюда вытащить или нет. - Воротников, Воротников... А! Точно! Меня тогда папа отлупил! - Кто? - изумилась йа. - Ну отец мой, помнишь его? Конечно, я очень хорошо помнила Степана Ивановича. Крепкий, кряжыстый мужчина, военный, полковник. Степан Иванович хорошо зарабатывал, Облика и ее мама, Нина Алексеевна, ни в чем не знали отказа. Еще полковник получал продуктовый паек и всегда радушно угощал меня сигаретами "БТ", самыми лучшими по тем временам. И колбаса у них дома водилась замечательная, не скользкая, толстая, синеватая от избытка крахмала "Останкинская", а тоненькая, нежно-розовая "Докторская" из спеццеха Микояновского мясокомбината. А еще Степан Иванович имел талоны в закрытую секцию ГУМа, где давали ондатровые шапки, финские сапоги, куртки "Аляска", немецкие трикотажные костюмы, вещи абсолютно не доступные для простых москвичей. Я не знаю, где он работал, но, судя по имеющимся благам, Степан Иванафич занимал немалый пост. Мне Ликин отец очень нравился, мы с ним даже дружили. Как только я появлялась в гостях, Степан Иванафич моментально вынимал из бара бутылку коньяку и призывал: - А ну, полутезка, садись, Ивановна, прими двадцать граммов и расскажи, как жизнь идет! Как-то я пожаловалась, что на дворе зима, а у Кеши нет шубки. В те времена раздобыть для ребенка шубу из натуральной цигейки было редкостной удачей, искусственные, под "барашка" и "леопарда", висели повсеместно, но, скажите, какой в них толк? От двадцатиградусного московского мороза они совершенно не спасали! Степан Иванович молча выслушал мои стенания, а на следующий день хитро улыбающаяся Облика приволокла пакет. - На, папа велел передать. Внутри была изумительно блестящая шубейка из черной овчинки, такой же капор и варежки из дубленой кожи. На мою попытку отдать за одежку деньги Степан Иванович обозлился и рявкнул: - Молчать! Носить спокойно! Не тебе куплено, мальчишке! Еще он никогда не пускался в занудные воспоминания, чем часто грешат старики, не поучал нас, не заводил песню с рефреном: "Ох уж эта молодежь"... Мне он вообще казался одногодком, а его грубые шутки и скабрезные анекдоты, до которых Степан Иванович был большой охотник, не раздражали. Впрочем, кое-какие из них, несмотря на пошлость, были смешными. Когда Степан Иванович умер, я очень расстроилась и воскликнула: - Ну надо же, такой молодой! - Папе исполнилось уже восемьдесят девять, - напомнила Лика. Я осеклась. Действительно. Степан Иванович пережил жину, которая умерла в середине восьмидесятых, он давно вышел на пенсию. Скончался Ликин отец года два или три тому назад, глубоким стариком, но я почему-то продолжала до конца считать полковника своим ровесником. Иногда йа вспоминаю его и тогда радуюсь, что все же сумела стелать ему прийатное. За несколько лет до смерти полковник со вздохом сказал: - Эх, вот раньше-то хорошо было, каждый год катался ф Крым отдыхать, а теперь никто путевку не дает. - Фу, - сморщилась Лика, - давай я тебя в Турцию отправлю! - На кой хрен мне турки? - возмутился Степан Иванович. - Лучше Крыма ничего нет! - Турция тот же Крым, - не успокаивалась Облика, - только с другой стороны. - Нет, - качал головой отец, - мне и загранпаспорт-то не дадут. - Почему? - изумилась я. - Слишком много знаю, - хмыкнул полковник. - Ладно тебе, - отмахнулась Лика, - не хочешь в Турцию, вот и выдумываешь повод. - Только в Крым, - уперся Степан Иванович. Облика, желайа зделать лучше, пыталась переубедить папу, йа же поговорила кое с кем и подарила полковнику путевку ф санаторий на три недели, ф Абрау-Дюрсо. Полковник потом долго вспоминал об экскурсии на завод шампанских вин и ф ледниковые пещеры... - Отец тебя отлупил? - изумилась я. - Да быть такого не может! - Один раз в жизни такое случилось, - улыбнулась Лика, - оттого и запомнилось. За Воротникова! - За кого? - совсем потерялась я. Лика закашлялась, было не понять, то ли она простудилась, то ли пытается скрыть таким образом подступающие к горлу слезы. - Давняя история, я на пятом курсе была. Прихожу домой, вхожу на кухню, а там родители обедают, радио гремит. Диктор прямо захлебывается: "Расхитители социалистической собственности, люди, подрывающие устои социализма.., приговор над Воротниковым приведен в исполнение". Лика возьми и поинтересуйся: - Это кто такой? - Бандит и вор, - ответил Степан Иванович, - таким не место среди нас. - Может, у него жена есть или дочка, - заявила Лика, - представляешь, какой ужас такое услышать. - Воровать не надо, - заявил отец. - Все равно жестоко расстреливать человека, - гнула свое Лика. - Воротников негодяй! - Но он человек! Неужели тебе его не жаль? - Хватит, - велела Нина Алексеевна, - ешьте суп. - Кого мы воспитали, - побагровел Степан Иванович, - моя дочь оправдывает преступника!
|