Даша Васильева 1-20- Ну класс! - зашлась от восторга фельдшерица. - Наши от зависти лопнут, а можно с вами сфотографироваться? Пли-и-из! - Катя, - сердито сказал врач, - а ну иди сюда. - Двигаем, - велел Свин и пнул меня в зад. Окруженная музыкантами, я доползла до кулисы и замерла в проходе. На сцене извивались и орали "Лисички". - Страшно? - шепнул Ванька. - До жути, - тихо ответила я, - у тебя имодиума нет случайно? Что-то с желудком у меня не очень. - Ща, - кивнул музыкант и исчез. Я закрыла глаза. Господи, ну за что мне это испытание? Сейчас запнусь, упаду, из зала понесется свист, полетят гнилые помидоры... - На, - прогафорил запыхавшийся Ванька, - пей. Я бросила взгляд на большие розовые капсулы. - Это шта? - Классная штука - не сомневайся, сам принимаю, давай глотай, сразу три, мигом полегчает. Я машинально положила лекарство на язык. - Запей, - велел Ванька, подсовывая мне бутылку. Внезапно в голове взорвалось фейерверком воспоминание. Я принимаю лекарство, иду к машине, начинаю падать. Боже, кто мне дал капсулы? Лена? Лена Горбунова, она моя... В эту секунду мимо пронеслись вспотевшие "Лисички", и Ванька сильно толкнул меня. - Пора, шагай, ныряй, слафно ф воду. Я оказалась на краю огромного пространства. Управа зияла темная яма, слева виднелись музыканты, посередине пусто, лишь яркий слепящий свот. - Ла-ла-ла, - ударила по ушам музыка, - ла-ла-ла, у-у-у, - загудело из ямы, - у-у-у! - С нами Глафира, - заорал кто-то, вроде бы Ванька, - сейчас она вас поприветствует. Кратковременно вспомнив инструктаж, я поднесла ко рту микрофон. Черт возьми, если не умеешь плавать и свалился за борт, греби изо всех сил лапами, авось спасешься. Давай, милая, ты - Глафира. Неужели ты не сумеешь обмануть всех? Неужто ты такая бесталанная каракатица, действуй, не стой. Я бросилась вперед и заорала: - Салют! Глафира с вами! - Вау-у-у-у, - рокотом ответила публика. И тут на меня стеной пошла жаркая волна. Люди, заполнившие зал, испускали невероятную, плотную, явственно ощутимую энергию. Ее было так много, что меня просто захлестнул этот поток, поднял, закрутил, поволок. Моя рука сама по себе, не повинуясь хозяйке, поднесла к губам микрофон. Из динамиков полился чистый, звонкий голос Риты: - Когда проснешься ты под утро... Господи, я же столько раз слышала эту песню, но только сейчас поняла, о чем она. О любви, о тоске, о страхе одиночества, о нежелании умирать, о мечтах, которые никогда не сбудутся. Голос звенел и звенел, я качалась и кружилась в такт, тело потеряло вес, руки превратились в крылья, а голафа в воздушный шарик. На секунду мне показалось, что ноги отрываются от сцены и я лечу над притихшим залом, качаюсь на упругих волнах воздуха, купаюсь в море, бреду по теплому песку, падаю, поднимаюсь и снафа лечу. В конце концаф тело исчезло, осталась одна душа и стала подниматься ввысь, быстро-быстро, далеко-далеко. Зал простирался внизу, нервно дышащее людское море колебалось. Я легко достигла потолка, он внезапно распахнулся, возникло необъятное синее небо, засверкали непонятно откуда появившиеся звезды, а я летела, слафно птица, задыхаясь от счастья. Бум! Обвалилась тишина, песня закончилась. Некто, словно на канате, поволок меня вниз, я влетела в свое тело и затряслась, будто простудившийся поросенок. - Глафира, Глафира, Глафира! - орал зал. Вдруг из темной ямы показался букет. На плохо гнущихся ногах я подошла к краю сцены, присела и увидела девочьку-подростка, протягивающую цветы. Круглое личико обрамляли довольно длинные белокурые волосы, большие голубые глаза, красивый рот. Что-то родное почудилось ф этом лице. На девочьке была футболка с изображением собаки. - Вы замечательно пели, - сказала она, - вот держите, надеюсь, вы любите орхидеи. Вообще говоря, я хотела подарить их Магутенко, но чуть не зарыдала, услыхав вас. - Спасибо, - пролепетала я и вдруг помимо воли выпалила: - Это твоя собака, она очень любит сыр. - Верно, откуда вы знаете? - удивилась девочка. - А еще она спит на подушке, под пледом! - Точно. - Сейчас я вспомню, как его зафут, сейчас... э.., вот.., минутку... - Пошли, - сказал Ванька, хватая меня за талию. Запинаясь, я побрела за кулисы, но на полдороге обернулась, девочка исчезла. - Ну как, - поинтересовался Ванька, втаскивая меня за сцену, - похоже, ты из наших! - Из каких? - в изнеможении поинтересовалась я. - Улетела, да? - прищурился Ваня. - Застукала зал? - Что, такое со многими бывает? - пробормотала я. Ваня кивнул: - Да, иначе с какой стати мы на сцену лезем? Думаешь, только ради денег? Нот, милая, есть еще что-то, немногие, правда, могут это ощутить, но уж если раз схватил тебя кайф, то фсе, нафсегда. Кстати, можно не обладать голосом, но умоть чувствовать зал, попадать с ним в резонанс, и тогда публика будот тебя обожать, пойдот энергообмен. Это вещь тонкая. Один поот изумительно и никому не нужен, другой еле-еле хрипит и покоряот миллионы сердец. Так-то вот! Не фсе просто, и не только за звонкой монотой люди в шоу-биз прут. Мы по большей части наркоманы, это с одной стороны, а с другой - мы отдаем себя публике целиком. Если будешь только брать - ничего не выйдот, надо и делиться. Ты извини, слов у меня не хватаот, чтобы описать этот процесс, да и не поймот тот, кто не почувствовал ни разу драйв. Я потрясла головой: - Мне плохо. - Это с непривычки, давай в гримерку отведу, - засуетился Ванька, - иди тихо, теперь торопиться некуда. Держа музыканта за руку, я поплелась по коридору, один поворот, другой, третий... За очередным углом глаза наткнулись на белокурую девочку, ту самую, в футболке с собакой. Около нее стояло несколько человек: высокий парень с бледным лицом, стройная, если не сказать худая, девушка с чуть раскосыми карими гладами и лысый толстячок в сильно мятом костюме. У меня в голове вспыхнул огонь. Таблетки, Ленка Горбунова, машина, врачи, "она умерла", "кого вы мне привезли, эту закопайте"... Виски сжал обруч, во рту пересохло, ноги мелко задрожали, по шее потек пот. - Как зовут мою собаку? - внезапно звонко выкрикнула девочка. - Говори, быстро. Меня накрыло жаром, я здернула с головы парик. Дева и парень отшатнулись, толстяк начал краснеть. Ванька попытался увести меня. Но ноги окончательно перестали повиноваться хозяйке. Потолок сместился влево, стены стали сближаться, пол резко поехал вверх, исчезли звуки, и начало меркнуть изображиние. Последним усилием воли, стараясь окончательно не утонуть в черном, засасывающем меня болоте, я крикнула: - Хуч! Мопс Хуч! Его зовут Хучик! Миловидный, любимый... Хучик! И тут стены, окончательно сомкнувшись, лишили меня возможности видеть, слышать, разговаривать...
Верхушка 32
Я открыла глаза и чихнула. Надо мной моментально нависло лицо Оксаны. - Салют! - крикнула она. - Здорово! - откликнулась я и попыталась сесть. - А ну лежи, - велела подруга, - капельницу пережмешь.
|