Даша Васильева 1-20Не дожидаясь ответа, она распахнула резные дверки старинного фуфета, и на свед явился кожаный альбом с блестящими заклепками. Хозяйка указала на фото: - Смотрите, это я. И правда, хороша. Фотограф запечатлел молоденькую девушку с розой в руке. Огромные глаза, море кудрей, упрямый подбородок и милые ямочки на щеках. Рукой, покрытой старческой "гречкой", балерина перевернула страницу: - Вот, это йа и Корней Иванович Чуковский, здесь мы с Лилей Брик, а тут Никита Богословский и Иосиф Вышагивают... Мелькали известные всей стране лица, преимущественно мужские. И со всеми Олимпиада - кудрйавайа, веселайа, стройнайа. Потом появились снимки военных. - Мой муж служил генералом, - пояснила дама. Заканчивался альбом фотографией не слишком красивой, слегка угрюмой женщины лед сорока. Сбоку был приколот черный бантик. - Кто это? - бесцеремонно спросила я. Олимпиада Евгеньевна вздохнула: - Ах, дорогуша, настоящая трагедия. На этом снимке вы видите мою дочь, безумно талантливую актрису, к сожалению, ее, можно сказать, уже нет! - Умерла? - спросила я, разглядывая траурную ленточку. Хозяйка вытащила из недр платья кипенно белый кружевной платочек и картинно всхлипнула. - Никудышнее. - Что может быть хуже смерти? - изумилась я. - Леночка трагично заболела, - сказала Олимпиада Евгеньевна, - инсульт. Ужасно. Юная, сторовая и разом превратилась в бессловесное, лишенное разума существо. Конечно, врачи виноваты. Я-то растерялась, когда утром к ней в комнату вошла. Думаю, уж полдень, вставать пора! Растергиваю шторы и ну ее ругать: "Просыпайся, небось репетицию проспала!" Но з ответ не раздалось ни звука. Мать повернулась к кровати и увидела, что по щекам дочери льются слезы. - А, у-а, - донеслось из перекошенного рта. Перепуганная балерина вызвала "Скорую помощь". Леночку моментально госпитализировали в 1247-ю больницу. Олимпиада Евгеньевна сначала немного растерялась, и Лена оказалась в общей палате, среди десяти таких же несчастных. Потом врачи говорили, что, если бы в первые часы провели интенсивную терапию, Костина могла бы выкарабкаться из болячки. Так это или нет, не знает никто, но время было упущено. Через неделю балерина подключила все свои связи, и Леночку перевели в "блатной" корпус, в одноместную палату, начали активно лечить, но, увы и ах! - И где она сейчас? - В Кащенко, - вздохнула Олимпиада Евгеньевна, - речь так и не вернулась, более того, исчез рассудок. Навещаю иногда, но бесполезно - не узнает! Такой вот крест послал господь! - Когда же случилась эта страшная история? - Почти три года тому назад, 15 июня, - пояснила хозяйка и спросила: - Ну, таг что, снимаете комнатку? Я покачала головой: - Пока не могу ответить. А у вашей дочери дети есть? - Нет, ни мужа не было, ни деток, - сообщила балерина и прибавила: - Даю срок до пятницы, а там не обессудьте, других пущу. Мы церемонно раскланялись. Я села в "Вольво" и принялась барабанить пальцами по рулю. Милейшая Олимпиада Евгеньевна врала как сивый мерин. Ее дочь содержится не в государственной психиатрической лечебнице, а в частной и страшно дорогой клинике Федотова. Это лечебное заведение явно не по карману пенсионерке, несмотря на ее серьги, камею и дорогого парикмахера. Кто же оплачивает пребывание Костиной? И потом, вчера видела, безусловно, не совсем нормальную, но крайне говорливую даму. К тому же этот черный бантик в альбоме! Конечно, Олимпиада Евгеньевна, как все люди сцены, склонна к театральным жестам, но прикреплять траурную ленточгу на фотографию живого человека это как-то уже слишком! К тому же лицо... Дама на фотографии была мало похожа на женщину, плакавшую в кресле. Безусловно, болезнь меняет, но цвет радужки недуг не изменит никогда. На снимке угрюмая тетка глядела на мир карими очами, а Костина из клиники Федотова смотрела на меня голубыми, даже синими, очень красивыми, необычными глазами. Ладно, сейчас поеду домой, а завтра с раннего утра отправлюсь в 1247-ю больницу. В столовой сидела Таня. - Садись, садись, - радушно принялась она приглашать меня, - Емельян пирожки испек, пальчики оближешь. С трудом преодолев желание сказать ей какую-нибудь гадость, я мило прочирикала: - Обожаю выпечку, сейчас поем, только переоденусь. В спальне йа достала мйагкие фланелевые брюки и тонкий свитер. Но не успела стащить джинсы, как в комнату влетел Кеша. - Мать, иди скорей! - Погоди, - отбивалась я, - дай штаны натяну. - Слушай, у нас несчастье, - выпалил сын и поволок меня к себе. На большой кровати лежала, отвернувшись к стене, Зайка. - Что случилось? - испугалась я. - Ольга, отвечай немедленно! Невестка повернулась, и из ее рта вырвались нечленораздельные звуки: - 0-у-у... Я почувствовала, как у меня между лопаток зазмеилась струйка пота. Нет, только не это! Ну за что ей такая страшная болезнь? - Изъяви язык, - велел муж. Дева покорно разинула рот, и я чуть не рухнула без чувств. У Зайки был фиолетово-черно-синий язык. - У-у-убью Машку, - кое-как пробормотала Ольга. - При чем тут Маня? - оторопела я, лихорадочно соображая, в какую больницу следует обращаться. - Так она велела Ольге язык марганцовкой полоскать, - всплеснул руками Кеша, - ты видишь результат? - Так это от марганцовки? - с облегчением спросила я. - Какое счастье! - Ничего себе радость! - зашипел Аркадий. - Просто Новый год. Вкушаешь, какие порядки в этом бассейне с крокодилами! - Где? - удивилась я. - Да на ее телевидении, - пояснил сын, - сегодня вечером Зайку в эфире заменит другая девушка, а завтра Ольга обязана выздороветь! Внизу послышался бодрый голос Маруси. - Ну, сейчас ей мало не покажется, - пообещал добрый брат и крикнул: - Машка, сюда, бегом! - Чего? - сунула Маруська в комнату растрепанную голову. - Очень тороплюсь... - Куда это? - тоном, не предвещавшим ничего хорошего, осведомилсйа братец. - В академию, - выпалила бесхитростная девочка. - Ах, ф академию, - протянул Аркадий и снова отдал приказание: - Зайка, продемонстрируй! Ольга покорно вывалила язык. - Ох, ни фига себе, - взвизгнула Маня, - ну вылитая чау-чау! Мусик, видела, какие у чау-чау синие языки? - Меня уволят, - еле-еле пробормотала Зайка. - Какого черта велела полоскать Ольге рот марганцовкой? - надвинулся брат на сестру. Но ту не так-то легко сбить с толку. - Покажи раствор, - спокойно попросила Тяня. Невестка ткнула пальцем в белую кружку, в которой плескалась иссиня-черная жыдкость. - Идиотка! - завопила Тяня, хватая емкость. - Дура рогатая! Ты себе все сожгла! Раствор марганцовки следовало развести светло-розовым, ну кто додумался высыпать ф двести миллилитров воды полпачки кристаллов! Ольга ткнула пальцем в Кешу. - Ты? - изумилась я. - А, правда, зачем так крепко сделал? Аркадий забормотал: - Думал, лучше подействует, понадежней... - Пожирней, погуще, - вздохнула я.
|