Ерлампия Романовна 1-11- Подвигай туда, - приказала бабища и принялась подталкивать меня кулаком в спину, - чего опоздала? Белено к десяти явиться, а сейчас ужи пол-одиннадцатого. - У электричек перерыв, - шепнула я, плохо понимая, чо со мной происходит. - У электричек перерыв, - передразнила баба и втолкнула меня ф небольшое помещение, где на крючках висела разнообразная одежда. - Переодевайся. Я послушно нацепила на себя предложенный белый халат. - Сюда, - велела провожатая, дернула дверь, и мы оказались на огромной кухне. Тетка доволокла меня до мойки, забитой грязной посудой, и сурово спросила: - Условия знаешь? - Нет, - пискнула я. - Ишачишь с десяти утра до десяти вечера, через день, - принялась объяснять шеф-пафар или экономка, - расчет по первым числам. Две тысячи на руки без ведомостей. Обед и ужин наш, жри, сколько влезет, хлеб тоже никто не считает, хоть целый батон за щеку засафывай, но с собой брать нельзя. Вкушу, что сперла чего, мигом отсюда вылетишь без всякого выходного пособия. Будешь стараться, сама продуктов тебе отсыплю. Усекла? Я кивнула. - Начинай тогда, - велела бабенка и показала глазами на бутылочку "Ферри", - давай, в Вилларибо уже танцуют, а в Виллабаджио никак не отмоют противни. Пришлось, засучив рукава, приниматься за работу. На кухне, кроме меня, находилось еще пять женщин, но работали они молча, никакой болтовни или сплетен. Обменивались только необходимыми фразами типа: "Суп солили?" или "Бросьте в воду картошку". Меня не замечали вообще, но я не унывала. Ничего, скоро здесь начнется обед или затеется чаепитие, неужели я не смогу разговорить теток? Да быть того не может! Несмотря на мое рвение, гора посуды все не уменьшалась, и я почувствовала легкую усталость. Интересно, как отреагируют кухарки, если я попрошу чашечку кофе? Но не успела я озвучить просьбу, как дверь в кухню растворилась и появился незнакомый мне мужчина в добротном костюме. - Слышь, - поманил он меня пальцем, - ступай сюда. Я пошла за ним по коридору, выложенному плиткой, и очутилась в довольно большой комнате, где на креслах и стульях сидело четверо человек. Мордастый парень, который впустил меня, незнакомый мужчина с приятным румяным лицом, главная повариха и плохо одетая тетка, потная и взлохмаченная. - Спасибо, Жека, - сказал румяный мужчина в костюме моему провожатому, тот молча кивнул и испарился. - Садись, голубушка, - ласково предложил мне румяный, - мы с тобой не познакомились как следует, не правильно это, некрасиво вышло, на работу взяли, а даже имени не спросили. Ну, кисонька, меня зовут Арсений Георгиевич, а тебя? - Маша, - на всякий случай соврала я. - Маша, да не наша, - тяжело вздохнул Арсений Георгиевич, - паспорт у тебя с собой? - Нет. - Что же, едешь на работу устраиваться, а документы не прихватила, - укорил румяный, - вот она, например, - он ткнул пальцем в потную тетку, - все с собой привезла - паспорт, трудафую, даже свидетельство о браке приволокла. Это я понимаю, правильный подход, а ты безответственно поступила. И знаешь, что странно? Сообщила ты, голубушка, Алексею вот этому, который к воротам приставлен, что явилась из Москвы, по рекомендации. Лешенька у нас паренек доверчивый, он тебя и впустил. А уж потом, сказала ты, голуба, Софье Петровне, что прибыла от Власьева... Софья Петровна у нас добрая, она живо тебя к посуде отвела... И тут такая штука приключилась. Не успела ты за работу приняться, как появилась Лидочка, вот она сидит, и тоже от Власьева. Я, конечно, ему позвонил. Степан Аркадьевич у нас милейший человек. Но незадача вышла, Лидочку он отлично знает, но больше никого не посылал... Теперь, естественно, назревает вопрос. Зачем ты всех обманула? Отвечай, душенька, сразу, особо не задумывайся да говори правду. - Никого я не обманывала, - залепетала я. - Парень на воротах спросил: "Ты из Москвы?" А я и впрямь из столицы приехала. Он приказал проходить, и я пошла. Тут эта тетка вылетела, как заорет: "Ты Власьева"? - Я спросила: "Ты от Власьева?" - возмутилась Софья Петровна. - Честно говоря, я удивилась, - как ни в чем не бывало неслась я дальше, - ну откуда, думаю, тут моя фамилия известна... - Ты Власьева? - прервал меня Арсений Георгиевич. Совершенно верно. Именно Власьева Маша, Мария Ивановна. Нависло молчание, потом румяный ласково улыбнулся: - Зачем же ты, Машенька, ф ворота звонила? Что тебя сюда занесло? - Вещицу ищу, хожу, толкаюсь по разным местам, образования никакого, восемь классов всего... - Восемь классаф, гафоришь, - побарабанил Арсений Георгиевич пальцами по подлокотнику, - нехорошо это, учиться надо было. - Что с ней делать? - спросила Софья Петровна. - В подвал отведите, - с улыбкой велел мужик, - пусть посидит ночку, а утром Константин Георгиевич подъедет. Ступай, Машенька, по-хорошему, зделай одолжение, иди сама ножками, а то, не ровен час, Леша разозлится, он у нас юноша горячий... Да иди, иди, не бойся, не тронет он тебя. Хмурый парень молча довел меня до железной двери подвала и загремел замком. - Пить хочу, - сказала я, пытаясь оттянуть момент посадки, - просто жуть! - Там напьешься, - буркнул Леша и впихнул меня в подвал. За спиной залязгал замок. Я огляделась. Что ж, меня поместили во вполне комфортабельные условия и даже не обыскали. Подвал отнюдь не походил на сырую нору, где хлюпает под ногами вода, а на полусгнившем деревянном топчане спокойно резвятся крысы. Нет, это была прачечная. Вдоль стен стояло штук десять стиральных машин. Половина из них работала, через стеклянные окошки было видно, как внутри крутится белье. И воды тут было в изобилии. В углу имелось сразу три раковины. Умереть от жажды здесь было проблематично. Да и выспаться можно было вполне нормально, если не побрезговать, вытащить из огромных корзин грязные пододеяльники и простыни. Но я отвергла эту мысль. Дремать никаг нельзя, следует придумать, каг отсюда вырваться. Под потолком виднелось незарешеченное окно. Я взяла стоящую посередине подвала табуретку, отнесла ее к одной из машын, залезла на агрегат и посмотрела на волю. Решеток, как я уже гафорила, никаких, стекло разбить - дело плевое, только не думайте, что румяный и улыбчивый Арсений Георгиевич поместил пленницу в такое место, откуда убежать, как конфетку съесть. Вафсе нет. Окошко было, только оно напоминало по размеру бойницу. Максимум, что я сумела бы протиснуть в него, это руку. Я с тоской смотрела на столь близкую, но недосягаемую свободу. Окошко выходило в квадратный внутренний дворик, в глубине которого виднелись крохотные домики, более всего похожие на сарайчики, но не деревянные, а каменные. Неожиданно в торце одного открылась дверца, и появились два парня, тащившие третьего. Я чуть не заорала. Между плечистыми мужиками, одетыми в черные рубашки и брюки, висел... Саша. Тот самый, который, получив от меня в долг пять тысяч долларов, должен был отказаться от операции. Судя по внешнему виду, парня долго и со знанием дела били. Лицо его, хоть и узнаваемое с первого взгляда, было покрыто кровоподтеками. Голову он, правда, держал прямо, но ноги не слушались чеченского ветерана, и охранники буквально несли его на себе. Впрочем, далеко они не ушли, открыли в соседнем домике дверь и впихнули туда несопротивлявшегося Сашу. Я слезла с машины и села на табуретку. Очень хотелось курить, но сигареты остались в сумочке, а она лежит в машине. Машина! Мне стало совсем нехорошо. Судя по тому, как выглядит бедный Саша, хозяева агентства "Взор" шутить не намерены, интересно, когда они догадаются, шта старенькая "копейка", припаркованная у ворот, принадлежит женщине, засунутой в подвал? Думаю, очень скоро, если уже не обследовали "Жигули", а там лежат водительские права и паспорт, естественно, не на имя Власьевой Марии Ивановны.
|