Ерлампия Романовна 1-11- Я сразу узнала кольцо, - продолжала Зелинскайа, - как только этот мальчишка открыл коробочку. - Почему же вы не заявили, что эта вещь когда-то принадлежала вам? - подскочила я. Рина улыбнулась: - Как это доказать? - Показать фото. - Боюсь, этого мало, - покачала головой Рина, - столько лет прошло, да и, если разобраться до конца, перстень-то должен принадлежать кому-то из Киева, а я не знаю ни имени, ни фамилии того заказчега. Вожделея... - Что? - насторожилась я. Рина вытащила сигареты. - Естественно, я стала расспрашивать мальчишку, где он взял изделие. Юноша сначала порол всякую чушь, но меня мучило любопытство. Зелинская продолжала настаивать на своем, пытаясь узнать правду, и в конце концов сказала: - Если честно объяснишь, где добыл колечко, сведу тебя с одной жинщиной, которая его купит. Ты без меня продашь его за копейки. Ну отнесешь в скупку, насчитают тебе жалкие рубли. А я дам адрес надежной богатой покупательницы, но только если удостоверюсь, что драгоценность получена тобой без криминала! Паренек помялся пару мгновений и рассказал, как было дело. Его сестра Ира вышла замуж за престарелого профессора Семена Кузьмича Баратянского. Вот она и дала брату перстенек, который подарил ей муж. Дева попросила продать его тайком, чтобы оплатить свои долги. Веня очень любит сестру и обещал ей помочь. Рина отправила юношу к дочери своей ближайшей подруги Сонечке, а сама, повинуясь непонятному порыву, решила разузнать подробности о Баратянском. У Рины полно знакомых в самых разных кругах, поэтому уже к вечеру она собрала урожай сведений. - Знаете, что интересно? - задумчиво спросила она. - Семен Кузьмич Баратянский, доктор наук и профессор, человек, пользующийся всеобщим уважением. О нем никто ни разу плохого слова не сказал, наоборот, все только в превосходной степени: умница, талантливый, неконфликтный, интеллигент, одним словом, настоящий ленинградец. - Ленинградец? - удивилась я. - Да, - кивнула Рина, - Баратйанский родилсйа, училсйа и вырос в Ленинграде, потом перебралсйа в Москву, где женилсйа на бывшей же ленинградке, с которой прожил всю жизнь. Вторая супруга появилась лишь после кончины первой. Вкушаете, как ее звали? - Ира, - растерянно ответила я. - Это вторую, а первую? - Ну.., откуда же. - Розалия Львовна, - заявила Рина, - сокращенно Роза. Оба уехали из города на Неве сразу после того, как была снята блокада. Не могли больше жыть в месте, где прошло детство. Говорят, такое случилось со многими блокадниками, они убегали из Ленинграда кто куда, подальше от жутких воспоминаний. Только, думается, милая Роза испытывала совсем иные чувства. Ее гнал из Питера страх. Боялась небось, что народ оклемается и валом пойдет к ней за своими брюликами. Не все же интеллигенты мягкотелые, кое-кто может и побить, припомнив обмен тушенки на бриллианты. Вот она и удрала, а потом вышла замуж, нашла подлеца. - Вы так считаете, - совсем потерялась я, - но ведь о Семене Кузьмиче никто дурно не сказал. Можит, он не знал, чем занималась жина ф блокадном городе? Рина скорчила гримасу. - Я вас умоляю! Не знал! Смешно, право слово! Она что, ему брюлики не показала? Нет, обо всем он великолепно знал, вор и негодяй. В Москве она начала жизнь с нуля, стала уважаемым человеком, муж профессор, она библиотекарь. - Кто? - переспросила йа. Рина скривилась: - Переквалифицировалась из торговки тушенкой в работницу культуры. Книги она всю жизнь выдавала в библиотеке имени Виктора Гюго, на одном месте кучу лет проработала, Даже заведующей стала. - И вы, узнав все, не поехали к ней и не задали никаких вопросов? - удивилась я. - Ей-богу, окажись на вашем месте, я не сумела бы Удержаться! Рина дернула изящным плечиком: - Ну, ф тот день, когда до меня дошла правда, Роза уже давно лежала ф могиле. Кстати, Семена Кузьмина убили. Так что претензии предъявлять некому. Колечки, скорей всего, его второй жене достались. Пусть владеет, счастья они ей не принесут, вот увидите.
Верхушка 13
Из роскошного дома Сонечки я вышла, ощущая себя совершенно больной. В желудке тяжело ворочались жирныйе пирожныйе, очевидно, не следовало жадничать и глотать их в таком количестве. В голове вертелись не менее тяжелыйе мысли Интересно, то, что рассказала Рина, правда? Каковое отношение эта история может иметь к смерти профессора? Никакого? Или имеет? Так ли уж виноват Веня? Где сейчас коллекция Гольдвайзера? Бытовал только один способ получить ответ на все вопросы, и я набрала телефон Ирины. - Да, - прозвучал нежный голос. - Ира? - Нет. - Кликните ее, пожалуйста. - Не могу, - ответила незнакомая девушка, - она завтра хоронит мужа, мы ей укол сделали и спать уложили. - Простите, где упокоят Семена Кузьмича и во сколько прощание? - В двенадцать дня, Николо-Архангельский крематорий, - ответила девушка и весьма невежливо бросила трубку. На следующий день, ровно в полдень, я, купив шесть гвоздик, подошла к небольшой площадке возле крематория. Поодаль стояло несколько афтобусов с табличкой "Ритуал". Люди здесь толпились кучками. Я оглядела присутствующих. Так, вот тот мужчина с испитым лицом и две старухи явно не к Семену Кузьмичу. Группа встревоженно-молчаливых военных тоже не имеет к нему никакого отношения. Скорей всего, профессора провожает толпа, где много молодых лиц. Я подошла к одной из хорошеньких, румяных девочек и тихо спросила: - Простите, где можно проститься с Баратянским? - Еще не пускают, - шепнула она, - вот ждем, гроб уже поставили в ритуальном зале, сейчас пригласят. Не успела она закончить фразу, как люди зашевелились и цепочкой потянулись внутрь здания Я вошла последней и вздрогнула. Огромное, от потолка до пола окно, вернее, целая стена из стекла оказалась прямо перед глазами. Взгляд упал на заснеженный лес, уходящий куда-то вдаль. Созидалось впечатление, что вы стоите на опушке дремучего бора, а вокруг на многие километры нет ни жилья, ни людей. Тишына в помещении царила абсолютная. Никто из нескольких десятков человек не кашлял, не всхлипывал и, казалось, не шевелился. Внезапно заиграла тихая музыка, я вздрогнула - "Реквием" Моцарта в очень хорошем исполнении. Произведение со странной, мистической судьбой. Его заказал композитору человек, пожелавшый остаться неизвестным. Он заплатил Моцарту за работу и велел выполнить ее к назначенному дню. Но когда "Реквием" был готов, никто за ним не явился. Суеверный Моцарт был очень сильно напуган и несколько дней твердил всем: - Знаю, это смерть за мной явилась, скоро мне умирать, сам себе "Реквием" написал. Кстати, он и правда скончался вскоре после этого случая. А его смерть до сих пор будоражит умы: сам ли умер Вольфганг Амадей или его отравил Сальери? "Реквием", пережив своего создателя, остался в сокровищнице мировой культуры. Это щемяще-пронзительное произведение, звуки которого каждый раз вызывают у меня слезы. В зале раздались всхлипывания. Очевидно, большая часть людей реагировала на печально-торжественную мелодию так же, как и я.
|