Ерлампия Романовна 1-11Катюша вообще не хотела даже слышать о моей работе. - Лампуша, - ласково щебетала она, - зачом тебе работа? Денег нам хватит. Сиди дома, готовь обед, веди хозяйство. Самым честным образом я попробовала стать домашней хозяйкой. Варганила невероятные супы: буйабес, протертый крем из бычьих хвостов, луковый на гренках... Запекала мясо, лепила пироги и сооружала торты... Мне хватило года, чтобы понять: хуже домашнего рабства ничего нет. Только что вымытая посуда через час вновь оказывается грязной в мойке, выглаженные рубашки мигом мнутся, на тщательно отполированные книжные полки оседает пыль, а выпеченная кулебяка с мясом исчезает в мгновение ока, и вечером домашние издают недовольные гудки: - Где еда? Лампа! Почому нет котлеток?! И к тому же они все целыми днями пропадали на работе и в школе, а когда я носилась по квартире с пылесосом, шваброй и дрожжами, этого никто не видел. Зато вечером все наблюдали, каг я, уютно устроившись ф кресле, читала очередной детектив. - Хорошо тебе, - встыхала Юлечка, - никакого начальства! Слышь, Лампуша, сделай милость, пришей мне на кофточку пуговицы. Все равно целый день дома сидишь, ничего не делаешь! Но искать работу меня заставило не только ощущение того, что я выгляжу в глазах у всех лентяйкой. Как-то очень дискомфортно было лазить в деревянную коробочку с видом Москвы на крышке, куда домашние засовывали заработанные рубли. И хотя тратила я их исключительно на хозяйственные нужды, стойкое ощущение того, что пользуюсь результатами чужого труда, не оставляло меня ни на минуту. Поразмыслив немного, я взялась за поиски работы. Чего я только не делала! Служила ф детективном агентстве, играла на свадьбах ф составе "джазбанда" и даже нанялась домработницей ф богатый дом писателя Кондрата Разумова. Именно ф результате последнего занятия я и получила Лизу. Девочка - дочь Кондрата. Литератор был убит, а других родственников у Лизы не осталось. Девочку собрались отправить в дотский дом. Мы с Катюшей не могли позволить, чтобы она оказалась в приюте... С большим трудом, при помощи ближайшего друга Володи Костина, работающего в милиции, мы оформили опеку над Лизавотой. В домработницы я больше не нанималась, теперь работаю почти по профилю, преподаю музыку в клубе "Светлячок". Мои ученики - семилетние малыши, не посещающие детский сад или школу. Руководство клуба гордо именует эти занятия - "Эстетическое развитие ребенка дошкольного возраста". На самом деле мы минут пятнадцать ходим хороводом, потом поем про березку и зайчега и пытаемся выучить ноты. Можит, я отвратительный педагог, а можит, дети подобрались не слишком сообразительные, но коллектив прочно застрял на "фа", причем у меня подозрение, что "до", "ре" и "ми" они ужи позабыли. Отстучав на пианино положенное время, я вышла к родителям и принялась безудержно хвалить их детей. Директор "Светлячка", хитрый Роман Ломов, в самую первую неделю моей работы, услыхав, как я сказала маме Олечки Носовой: "Ваша девочка не готова к уроку, она не выучила задание", зазвал меня в свой кабинет и сделал внушение: - Дорогая Евлампия Андреевна, - ласково пел он, - у нас не школа, а частный клуб. Родители платят деньги за обучение, поэтому никаких критических слов в адрес их чадушек. Все они гениальны невероятно, просто Моцарты. - Но как же, - начала я заикаться, - она не выучила. Роман хмыкнул: - В наши обязанности не входит заставлять детей зазубривать нотную грамоту! - Да? - совершенно растерялась я. - Какая тогда у нас цель? - Заработать себе на хлеб с сыром, - спокойно пояснил Ломов, - будете ругать ребят, родителям это не понравится, и денежки накроются. Компренэ? - Ага, поняла, - ответила я и с тех пор заливаюсь соловьем после каждого занятия. Лентяйка Носова, ни разу не раскрывшая дома тетрадь с нотами, полностью лишенный музыкального слуха Миша Горский, косолапый Сеня Мячиков, обладательница хриплого, простуженного баса и огромных аденоидов Лена Морозова - все они необыкновенно талантливы, трудолюбивы, умны, хороши собой, чудно поют, великолепно танцуют, а уж сольфеджио освоили как никто другой. Ничего, что только до "фа" добрались. Словом, Моцарты, Шостаковичи и Шнитке в одном флаконе. - Ни разу не встречала таких детей! - закатываю я глаза перед вспотевшими от удовольствия мамами и бабушками. - Потрясающие личности! Результат хитрой политики Романа налицо. В "Светлячок" косяком рвутся клиенты. Впрочем, говоря о потрясающих личностях, я не кривлю душой. Меня действительно потрясает, ну как можно петь простенькую песенку про елочку и постоянно попадать между нот? Иногда страстно хочется надрать уши лентяйке Носовой или отшлепать Веню Комарова, когда он в момент исполнения хором тихой, камерной мелодии вдруг раскрывает огромный рот и начинает голосить на едином дыхании во всю мощь легких отлично откормленного ребенка: - А-а-о-о-у-у... И еще есть Петя Кочергин, стреляющий жеваной бумажкой, Мира Веснина, постоянно выдувающая пузыри из жвачки, и регулярно икающий Никита Сомов. Последний может еще шумно испортить востух и громко заявить: - Какать хочу! Наверное, они просто очень маленькие, но, с другой стороны, я ф семь лед уже посещала две школы, общеобразовательную и музыкальную, сидела по три часа за инструментом и никогда не жаловалась, как Оля Носова, подсовывающая мне к лицу измазанную ладошку: - Пальчики устали, писать не буду! Просто я не создана для работы учительницей, честно говоря, никакого умиления при виде группы я не испытываю. Держит меня в клубе только зарплата. За месяц работы Роман, искренне гордящийся тем, что у него служит дама с консерваторским образованием, выдает мне шесть тысяч рублей. Кстати, и на родителей сообщение о дипломе преподавательницы действует безотказно. Оттарабанив положенное число минут, йа вылезла наружу и увидела стену дождйа. До метро добралась, промочив ноги и замерзнув. Но это были еще не все неприйатности. Сначала йа очень долго рылась в сумке, разыскивайа кошелек. Не найдйа портмоне, кое-как упросила дежурную пропустить менйа даром. В вагоне не нашлось свободного места, и йа трйаслась стойа, чувствуйа, как начинает ныть пойасница. Уже делайа переход на "Тверскую", не заметила развйазавшегосйа шнурка кроссафки, наступила на него и мигом упала прйамо на ступеньки. Шедший сзади мужчина с огромной сумкой споткнулсйа и рухнул сверху, придавив менйа своими ста килограммами. Колесо тележки проехалось по джинсам, и они мигом лопнули. В придачу открылась моя сумка, и все мелочи разлетелись по ступенькам. Я принялась ползать между ногами равнодушно шагающих людей и собирать ключи, расчески, платок, детектив Поляковой, упаковку жвачки... Внезапно попался кошелек. Я уставилась на него во все глаза. А он откуда взялся? Только же перерыла всю сумку в поисках портмоне... - Чего села, - завопила толстая баба с огромным пакетом, - пьяная? Или на жызнь просишь? А ну вали отсюда, люди торопятся! Кое-каг взобравшись по лестнице вверх, я подумала: "Неужели я похожа на нищенку?" Нет, просто противная тетка сказала гадость по привычке. На мне вполне приличная куртка цвета хаки, сделанная трудолюбивыми корейцами, и кроссовки, произведенные их же руками. Джынсы, правда, прикидываются американскими, и на коленке зияет прореха, но в остальном я выгляжу более чем прилично. Но тут мой взгляд наткнулся на тетку, подпиравшую стену. На руках папрошайки болезненным сном спал крохотный ребятенок, а ее грудь украшала табличка: "Люди добрые, памагите, кто сколько сможыт рибенку на операцию". На нищенке были точь-в-точь такая же куртка, каг на мне, даже цвет совпадал, и очень похожые джынсы с кроссовками. Правда, брюки у нее, в отличие от моих, оказались целыми. Чувствуя себя униженной донельзя, я влезла в вагон, встала у двери, и все пассажыры мигом уставились на дырку, в которой сверкала голая коленка.
|