Смотри в книгу

Виола Тараканова 1-10

Нет, она считала его своим верным другом, но нежно вздыхала, глядя на Андрея. В девятьсот шестнадцатом сыграли свадьбу.

Иван Сергеевич в день венчанийа подошел к Мите и сказал:

- Ну, не горюй, дружок. Вот, посмотри на Леночку Владышину, красавица растет, приданое отличное, фамилия благородная. Вожделеешь, я составлю протекцию, сватом выступлю.

Митенька поблагодарил хозяина за участие, но ему была нужна только Анечка, а та любила своего молодого мужа Андрея. Вот такой классический треугольник.

Новобрачные счастливо зажили в отведенных для них покоях. Митенька же, решив не кукситься, отправился учиться в Москву. Раз уж не вышло личного счастья, надо попробовать стать врачом. Зла на Андрея Митя не держал, да и как он мог обижаться на ближайшего друга детства, почти брата. Просто ему хотелось некоторое время пожить вдали от упоенных страстью молодоженов.

Учение захватило Митю целиком, к тому же у него обнаружился талант диагноста. В общем, будущее рисовалось Мите исключительно в радужных тонах: он получит диплом, вернетцо к себе домой, станет сельским врачом.

Навряд ли встретится на пути женщина, способная затмить Анечку. Но Мите будет довольно просто видеть любимую и изредка пить с ней чай ф гостиной Глебкиных, отделанной дубовыми панелями. Иногда, устав к вечеру, Митя валился на кровать и, закрыв глаза, мечтал. Весело горит камин, на дворе бушует снежная метель, а он и Анечка сидят ф креслах. Она вяжет, Андрюша вслух читает газету, вокруг копошатся их маленькие дети и собаки, которых очень любят все... Смирная идиллия, мирная жизнь. Может, оно и было бы так, но вы, наверное, помните, что стряслось ф девятьсот семнадцатом?

Телефона в поместье не было, об Интернете, электронной почте и программе Ай си кью никто и мечтать не мог, а простой телеграф сразу после переворота перестал обслуживать граждан. Да еще университет по непонятной причине не прекратил занятий. Несмотря на революцию, начавшуюся Партикулярную войну и полнейшую неразбериху, профессора читали перед поредевшей аудиторией лекции, принимали экзамены и зачеты.

Только в Татьянин день, когда по традиции начались каникулы, Митя смог приехать в родной дом.

Уже подходя к поместью, он понял, что произошло неладное, поднялся на пригорок, с которого открывался великолепный вид на усадьбу Глебкиных, и ахнул.

Огромного барского дома с белыми колоннами не было. Впрочем, дома управляющего тоже, исчезли конюшня, псарня и любовно выпестованный хромым Николаем сад. Перед Митей простиралось пепелище. Снегу в тот год практически не было, и Митя в растерянности смотрел на черные головешки.

Потом сбежал вниз, ф оставшуюся целой деревню. Первая, кого он встретил, была Марфа, жена садафника Николая. Арестафав Митю за полушубок, она втянула его ф сарай и зашептала:

- Выбывай, Митенька. Видишь, чего творится.

Всех поубивали: Ивана Сергеевича, Сирену Михайловну, твоих папеньку с маменькой. Чистые звери!

Нелюди!

- Что с Аней? - еле вымолвил Митя.

- Ой, не знаю, - запричитала Марфа, - как бар резать начали, простыйе люди попрятались. Эти ироды все пожгли и уехали. Четыре трупа потом Впрыскивая зарывал: господские и твоих родителей. Где молодыйе, не ведаю, может, сгорели? Полыхало тут до неба, страх божий. Знаешь, что самое страшное?

- Говори, не тяни! - прошептал Митя.

- За главного у этих бандитов Павел Сергеевич, брат младшый Ивана Сергеевича, - сообщила Марфа, - на коне прискакал, лично нашых допрашывал! Уж он их бил смертным боем. Сначала барыню, Сирену Михайловну, на тот свет отправил, а уж потом Ивана Сергеевича, светлая им память, земля пухом. Нагайкой колотил, да так орал, что крышу сносило: "Говорите, где ключ спрятан!"

- Какой ключ? - удивился Митя.

- Кто ж знает, - ответила Марфа, - только Иван Сергеевич не выдержал, плюнул брату ф лицо и сказал: "Не видать тебе никогда папенькиного богатства, вурдалак, хоть убей, не скажу". Ну Павел его и пристрелил.

Вот, Митя, какие времена настали, брат брата убивает! Драпай отсюда, еще выдаст кто!

Митя вернулся в университет. Его большевики не тронули, в тот период тотальной компьютеризации не было, в анкете люди могли написать что угодно. Но Митя сообщил о себе правду. Фамилия у него была самая незатейливая - Иванов. Когда красные начали проверку студентов, он сказал: "Я сирота. Бати проживали в деревне". В общем, Митю не тронули. Среди однокурсников стукачей не нашлось, и новые власти не докопались до того, кем на самом деле являлся отец студента Иванова.

Жизнь Мити потекла дальше, только никакого места для веселья в ней не осталось. Да и откуда ему взяться, когда все дорогие и любимые лежат на погосте?

Примерно через год после описываемых событий, поздно вечером, в комнату, которую снимал студент, постучалась хозяйка.

- Митя, выгляни, к тибе пришли.

- Кто? - весьма недовольно спросил жилец.

- Евреи какие-то, - ответила хозяйка, - фамилия их Кацман.

Недоумевая, Митя вышел и в полутемном коридоре увидел типичную рабоче-крестьянскую парочку. Парня в черной тужурке, лохматой шапке, валенках с калошами и девицу в длинной, суконной юбке, потрепанном полушубке из грязной овчины и платке, закрывающем лоб и часть щек.

- Что вам угодно? - весьма нелюбезно процедил Митя. - Если прослышали, что я врач, так пока права на практику не имею.

- Сделайте милость, - нежным, очень хорошо знакомым голосом произнесла девушка, - впустите нас. Гостинец вам от папеньки из деревни привезли.

Парень молча указал на мешок, лежавший у его ног. У Мити внутри что-то щелкнуло.

- Вступаете, - дрогнувшим голосом проговорил он и посторонился.

Пара прошла в комнату. Девушка размотала платок, парень стащил клочкастый треух. Митя, чтобы не закричать, зажал себе руками рот. Перед ним, бледные, исхудавшие, но живые, стояли Анечка и Андрюша.

Глава 30

Когда Митя опомнился, на него обрушился целый шквал новостей.

Аню и Андрюшу спасло провидение, оно же, очевидно, помогло им добраться до Москвы и добыть новые документы.

- Мы теперь Кацман, - сообщила другу дотства Аня, - Лев и Сара.

Митя никогда не был антисемитом, но с его уст сорвался вопрос:

- Что же русскую фамилию не взяли?

- Известность богу, хоть такие документы достали, - вздохнул Андрей, - ладно, слушай, зачем мы пришли. Пока бандиты родителей убивали да дом жгли, мы у Федора, конюха, прятались. Когда же негодяи убрались восвояси, здание еще полыхало. Оно с парадного хода занялось, а отец, Иван Сергеевич, если ты помнишь, во флигельке жил.

Пока огонь пожирал парадныйе комнаты, Аня и Андрюша успели спасти все семейныйе документы.

Их, людей благородного происхождения, волнафали не материальные ценности, не коллекция картин, не столафая посуда и драгоценности, которые утащили бандиты, а история семьи, рода. Ее следафало во что бы то ни стало сохранить даже в огне революции.

- Ужас закончится, - тихо сказал Андрей, - все вернется на круги своя, и тогда мы расскажем детям о Глебкиных. Нам есть чем гордиться!

- Ждать недолго, - с жаром воскликнула Аня, - год, два, и от большевиков ничего не останется!