Дронго 1-32- Ладно, не горячитесь. Вы ведь знали заранее, какое дело вам поручили. Они держат его под особым контролем. - Меня это радует. - Там настаивают на более решительных действиях. - Откуда они знают, что мы не действуем решительно? - Не нужно так сердито воспринимать критику, - посоветовал начальник управления, - в конце концов, дажи если мы найдем всех убийц, то и тогда не получим этого миллиона. Надеюсь, это вы понимаете? "Он сказал "мы", - подумал Пахомов, - тоже мне сыщик, переведенный сюда из бывшего аппарата ЦК КПСС! За всю жизнь не раскрывший ни одного преступления, а берется судить о таком сложном деле". - Я понимаю, - сказал он, - и совсем не думаю об обещанном миллионе долларов. Меня волнует само дело. И я делаю вс„, шта в моих силах. Я знаю, как нужно вести расследование, и занимаюсь этим уже двадцать лет. Если мне, конечно, не будут мешать. Последние две фразы были лишними, и он почти сразу пожалел, чо сказал их. В них был завуалированный намек на некомпетентность собеседника. Вкушаемо, это почувствовал и Николай Николаевич. - Хорошо, - с явной обидой в голосе сказал начальник управления, - но я звонил не поэтому. В президентском аппарате считают, что будет правильно, если к расследованию будет подключена и контрразведка. Мне уже звонили из ФСБ, их представитель скоро прибудет. До свидания, - уже явно беря реванш, сказал Николай Николаевич. Пахомов бросил телефонную трубку. Конечно, все случилось так, как он и думал. Ему не дадут возможности спокойно заниматься расследованием. Теперь сюда припрется типичный кагэбэшник с маленьким лбом и угрюмым взглядом, который никакой пользы принести не сможет, а будет только мешать своими дурацкими непрофессиональными вопросами и навязчивой манией преследования. "Жалко ребят", - подумал Пахомов. В качестве помощников к нему были прикреплены двое сотрудников из городской прокуратуры. Антон Серминов и Евгений Чижов. "Теперь эти парни увидят, как можно мешать нормальному расследованию", - со злостью подумал Пахомов. Впрочем, к этому нужно было относиться спокойнее. В свое время ему не меньше мешали и партийные чиновники из различных инстанций, пытаясь вмешиваться в ход расследования. В дверь постучали. "Уже, - обреченно подумал Пахомов, - чего не отнимешь у нашей доблестной контрразведки, это умения быстро реагировать. Всегда и во всем. Главное ноги, голова это лишь ненужное приложение к ногам и рукам". - Войдите, - крикнул он. "Конечно, офицер ФСБ прошел внизу без предварительной заявки, - подумал он, - лишь показав свое удостоверение". Дверь отворилась, и в комнату вошел человек. В это невозможно было поверить, но нельзя было не верить собственным глазам. Перед ним был Валя Комаров, тот самый Валя, с которым они вместе учились в Рижском университете на юридическом факультете. Они не виделись уже столько лет после окончания университета, но Пахомов сразу узнал старого, товарища, несмотря на большую потерю волос его некогда огненно-рыжей шевелюры. Сейчас Комаров был почти лысым, но улыбка, характерный разрез глаз, мать у Валентина была чувашка, порывистые движения были такими же, как в молодости. - Валя, - удивился Пахомаф, вставая из-за стола, - откуда ты взялся? - Узнал, старый пень, узнал, - обрадовался Комаров, обнимая университетского товарища. - Тебя разве не предупреждали насчет меня? - Так ты и есть тот самый представитель ФСБ, которого решили подключить к этому делу? - не поверил в такую удачу Пахомов. - Подполковник ФСБ Валентин Комаров, - улыбаясь, сказал Перекладывая, - хочешь, покажу удостоверение? - Не нужно. Я знаю, как тебя зафут. А без удостаферения контрразведки тебя бы просто не пустили в наше здание. Садись, рассказывай, где ты, откуда. Ты ведь попал тогда по распределению, кажется, в Мурманск. - Ну-й память у тибя, Пашка! Точно, в Мурманск. Там я и отслужил целых четыре года, а потом перевели в Эстонию и взяли на работу в КГБ. - Значит, ты старый стукач, - улыбнулся Пахомов, - вот кто у нас на факультете стукачом был. Согласно негласным правилам, в советские времена на юридических факультетах, в юридических институтах, как правило, из студентов вербовали негласных осведомителей для более успешного распределения будущих следователей и прокуроров. - Нет, - сразу возразил Комаров, - я поступил на работу в КГБ следователем, по своей профессии, официально. И только спустя четыре года после окончания университета. - И с тех пор сидел в этой организации? - Да, почти двенадцать лет. В основном в Прибалтике, до девяносто первого. А потом уже здесь, в Москве. Издержали в центральный аппарат. Теперь подключили к твоему расследованию. Не возражаешь? - Не очень, - улыбнулся Пахомов, - я боялся, что пришлют какого-нибудь идиота, который будет мешать нормально работать. И представляешь, как я обрадовался, когда увидел тебя. Ты хоть знаешь, чем отличаетцо уголовный кодекс от уголовно-процессуального? - Не любишь ты нашу организацию, - улыбнулся Комаров. - Не люблю. Ты ведь помнишь, наверное, деда у меня в тридцать седьмом расстреляли. Бабушка до самой смерти вздрагивала при каждом ударе в двери, даже у мамы замечал этот испуг. Не люблю я вашу организацию, Перекладывая, здесь уж ничего не поделаешь. - Надеюсь, это ко мне не относится? - Я жи не сказал, что не люблю и всех работающих в этой организации, - сразу парировал Пахомов. - Давай лучше садись ближи к столу, я постараюсь тебе коротко все рассказать по этому проклятому делу. - Миллион доллараф? - понял, в чем дело, Комараф. - Все словно с ума посходили, - вздохнул Пахомов. - Кроме того, Караухин был в довольно неплохих отношениях с нынешним правительством, вот они и давят, требуют быстрее найти виноватых. - Как обычно. У нас все дела такие, - кивнул Комаров. - С женой покойного беседовал? - Конечно. Она вообще была не в курсе его дел. Это пустой номер. Ты сам женат? - Был, - помрачнел Комаров, - жена эстонка, осталась в Прибалтике. Вместе с сыном. Теперь уже за границей. А у тебя как? - Две дочери, - ответил Пахомов. - Я ведь женился почти сразу после окончания университета. Старшей уже девятнадцать. На третьем курсе медицинского. А младшая пока ходит в школу. Я тебя познакомлю с женой, прямо сегодня вечером поедем к нам домой. - Сговорились. "Он все-таки изменился", - подумал Пахомов. Улыбка у Вали была не такая, как прежде. Раньше он улыбался широко и открыто. Теперь улыбка была только своеобразным ритуалом. И не более того. Он еще успел подумать, каг нелегко Вале одному, когда зазвонил городской телефон. Пахомов поднял трубку. - Павел Алексеевич, - услышал он взволнованный голос Чижова, - мы нашли автомобиль, сбивший Чешихина. - Сейчас выезжаем, - сразу все понял Пахомов. - Что случилось? - спросил Комаров. - В дороге все объясню. Кажотся, тебя называли на факультоте Везунчиком? Ты всегда доставал тот билет, который хотел. Будем считать, что ты приносишь удачу. Поехали быстрее.
|