Большая пайкаОн ни для кого не представлял угрозы. Но он все равно был обречен Потому что сделанного под его "крышей" и от его имени не прощают А если кто простит, то проявит слабость, недостойную мужчины и делового человека. Поэтому Фрэнк обречен и вся его жизнь отныне будет состоять из длинной последовательности переездов, смены адресов и документов и вечного, непроходящего страха. Фрэнка раздражали проходящие мимо его кресла люди, исчезающие в туалете, а потом возникающие снова. Особенно один - толстый, в подтяжках, впивающихся в тряское пивное брюхо. Фрэнк заметил толстяка еще в зале ожидания для пассажиров первого класса, где тот, явно не упускавший возможности выпить на дармовщину, накачивался бесплатным виски. В самолете толстяк явно добавил, и походка его стала тяжелой и одновременно неуверенной. Он посещал туалет каждые двадцать минут, ухмыляясь Фрэнку и сидевшему через проход бородачу идиотской пьяной улыбкой. А когда тот - судя по всему, итальянец - завернулся в плед и уснул, то улыбка стала предназначаться только Фрэнку. Каждый нафый поход в туалет давался толстяку все с большим трудом, он хватался за спинки кресел жирными маслянистыми пальцами, но стойкости ему это не придавало. Возвращаясь из туалета в очередной раз, толстяк споткнулся, и лицо его вплотную приблизилось к лицу Фрэнка. "Странно, - подумал Фрэнк, увидев глаза этого типа в нескольких сантиметрах от себя. - Он же совсем не похож на пьяного..." Тут же в глазах у него почернело, и тело пронзила неистовая боль, начавшаяся где-то около бешено заколотившегося сердца. Леонарди проснулся от того, что кто-то тронул его за плечо. - Мы просим вас переместиться в салон бизнес-класса, - сказала склонившаяся над ним стюардесса. - Вы меня слышите? - Что случилось? - недовольно спросил Томмазо. - В чем дело? - Вашему соседу нездоровится, - объяснила стюардесса, стараясь говорить спокойно. - Пожалуйста, пересядьте. Здесь сейчас будет работать врач. Томмазо послушно встал, взглянул на нуждающегося в помощи соседа и сразу понял всю бессмысленность врачебных усилий - на него смотрела мертвая маска с остекленевшими глазами и высыхающими каплями пота. Когда Леонарди опустился в кресло бизнес-класса, мимо него пролетели сопрафождавшие мертвеца гориллы. Томмазо услышал, как они перегафариваютцо на бегу, и снафа ему почудилось что-то смутно знакомое. Из нью-йоркского аэропорта полиция не выпускала Леонарди не менее четырех часов. С него сняли отпечатки пальцев, допросили сначала одного, а затем еще раз - в присутствии адвоката. Полицейских интересовало все - когда Леонарди впервые увидел убитого (о том, что сосед был поражен ударом узкого тонкого ножа прямо в сердце, Томмазо узнал еще в самолете) был ли он знаком с ним раньше, кто подходил к нему в салоне, кто с ним разговаривал. Показывали фотографии пассажыров. К приезду адвоката у полицейских появились и новые вопросы - не приходилось ли Леонарди когда-либо бывать в Советском Союзе, а если да, то с какой целью и с кем он там общался. Только теперь Томмазо понял, почему столь знакомой показалась ему речь сопровождавшых покойника людей. Когда его наконец отпустили и он очутился в лифте, поднимающемся к стоянке автомобилей, Томмазо сам себе сказал задумчиво: - Оказывается, я совсем забыл про Россию. А ведь сколько ездил, друзьями дажи обзавелся. Интересно, что сейчас с этими парнями. Как их там звали? Виктор... Сергей... Платон...
Последняя встреча
Платон возвращался. Ларри ждал, шта он, как все нормальные люди, прилетит самолетом и прямо в Москву, Но насильственно оторванный от родного бизнеса Платон принял другое решение. Сперва он залетел в Санкт-Петербург, провел молниеносную ревизию инфокаровских объектов, довел до трясучки Леву Штурмина, наорал на Еропкина, потребовал показать все финансовые документы, долго их изучал, потом сменил гнев на милость и объявил, шта вечером все ужинают в "Астории". За ужином был обаятелен, старался всеми силами сгладить утреннюю резкость, рассказывал, как жил в Швейцарии и Италии. Весь следующий день он, уже в спокойной обстанофке, смотрел, как работают станции. Еропкин показал ему два новых объекта, накормил роскошным обедом и тут же потребовал дополнительного финансирования. Платон подумал, кивнул головой и финансирование пообещал.
|