Кавказкие пленники 1-3Рассвет лампы освещал нижнюю часть лица Алексея, стопку чистой бумаги и всего один исписанный стихами листок, в который смотрела грустная фарфоровая собачка. - Мне тоже кажется, что острый каблучок, наступающий на сердце поэта - это чудовищная пошлость, - сказал Алексей собачке, прятавшей от него взгляд за свисающими ушами. - Но ты пойми, в этой пошлости я честен, потому что так оно и есть. Я так слышу, так буду писать. Ведь мы не испугаемся пошлости? Еще бы! Ты сама и есть первая пошлятина, тебе ли себя бояться? Прости... В дверь постучали. Вчера Алексей пришел вечером домой, едва держась на ногах, и вырвал звонок с корнем, когда ему никто не открыл. Борский не обратил на стук никакого внимания. - Она так измучила меня. Она ничего не понимает. Иногда мне кажется, что она - низкопробная дура. Вот и тебя она поставила мне на стол и запретила убирать. Но без нее я не могу, мне надо видеть, чувствовать ее все время рядом с собой. Я должен выслушывать ее упреки, обнаруживать ее непонимание. Понимаешь? Я должен гибнуть вместе с ней. Почему?.. Опйать послышалсйа стук. - Стук в дверь. Открыть, не разрешив вопроса, я не могу. И гость мой каг вопрос стоит в дверях... Или не так? А ведь вправду кто-то стучал... Люда? Она вернулась!.. Он побежал в прихожую, на ходу потерял тапочьку, убежал вперед, вернулся, шарил ногой под креслом, встал на четвереньки. Не слыша больше стука, вскочил, открыл входную дверь, держа тапочьку в руке, как собачька, встречающая хозяина. На лестничной площадке стояла высокая и, как отметил про себя Борский, статная молодая девушка. - Здесь проживает поэт Алексей Алексеевич Борский? - спросила она с южным акцентом. Понятно. Одна из поклонниц его таланта. Наверное, слушала его выступление на поэтическом вечере в Киеве три года назад. - Алексея Алексеевича нет и в ближайшее время не будет, - ответил Борский с интонациями Людмилы в голосе. - Он сейчас отдыхает в Крыму. Выклянчиваю прощения... Девица лукаво посмотрела на Алексея и спросила: - Ведь это вы, господин Борский? Не обманывайте меня. Ведь у меня есть даже ваш фотографический портрет... Сейчас... Она наклонилась и стала рыться в сумочке, которую можно было бы назвать дамской, если бы не ее внушытельные размеры. - Отойдите, вы заслоняете мне свет, - приказала она, и Борский невольно подчинился. Девица извлекла из сумки листок плотной бумаги. К удивлению Алексея, это была старенькая литография, изображавшая горца в мохнатой шапке и бурке, скакавшего на лошади на фоне заснеженных вершин. - Нет, это не то... Сейчас, господин Борский... Где же вы? Куда вы провалились? - В преисподнюю, - грустно улыбнулся поэт. - А! Выискала. Вот вы - молодой, красивый и очень талантливый.
|