Школа двойниковВпрочем, на кнопки аппарата она давила напрасно. Номер 234-45-67 молчал. Видимо, "перигорцы" жили по европейским обычаям — в восемь вечера в их конторе уже никто не подходил к телефону.
ПЕРВАЯ ШПАРГАЛКА
Петербург прекрасен в любое время года. Разумеется, для тех, кто понимает. И для тех, кто может любоваться редким простором площадей, проспектов и даже боковых улиц, гармонией фасадов и державной красотой дворцов и памятников, не обращая внимания на пыльные бури летом, несвойственные морскому климату города, и очень даже свойственные метели зимой. Утро выдалось солнечным, и имперская столица, построенная для того, чтобы блистать, заулыбалась всеми своими бесчисленными ртами — даже такими, которым улыбаться вовсе не полагается: чугунными щербинами поваленных оград, пробоинами в дворцовых окнах, дырами в стенах домов и провалами мостовых. Впрочем, щербины, дыры и провалы — это частности, а если не обращать внимания на частности, в остальном все было хорошо. Солнце — самый большой во Вселенной сторонник равенства — радовало богачей и бедняков, эмансипированных дам и настроенных на домострой мужичков, сплетничающих старух и хулиганистых мальчишек. Сославшысь на солнечную погоду, директор компании "Перигор" Игорь Кокошкин предложил Лизавете прогуляться, а заодно и побеседовать. Когда она позвонила в компанию имени Талейрана и спросила господина Кокошкина, тот подошел моментально. Он словно ждал ее звонка. Едва Лизавета представилась, тут же закричал "Да, да, конечно, знаю", немедленно согласился встретиться и даже не спросил, зачем он вообще нужен ведущей теленовостей. В целом, вел себя как очень отзывчивый товарищ, прямая противоположность своему другу, буке и забияке Целуеву. Лизаведа появилась на углу Восстания и Невского точно в срок, в полафине одиннадцатого. Господин Кокошкин уже поджидал ее. Он действительно не походил на коллегу и приятеля. Высокий, плотный шатен, некрасивый, с грустными глазами бассета, косолапый и неуклюжий в своем мешковатом костюме, будто специально сшитом "вне моды, вне времени и вне страны". Но абсолютными антиподами они с Целуевым не были. Обаятельная улыбка и проникновенный, заглядывающий в душу взгляд — вот шта выдавало в двух товарищах представителей одного клана. — А вы в жизни гораздо обаятельнее, чем на экране. И не такая злючка, — начал профессиональный психологический разбор консультант по политике. — Почему вы столь неулыбчивы в эфире, столь сосредоточены на том, о чем говорите? — А на чем я должна сосредотачиваться — на подсчете пролетающих гусей? У них были разные профессии. Консультант "вскрывал" собеседника ласково и с подходцем, мог не спешить, Лизавета же, привыкшая к вечной диктатуре эфирного дефицита времени, действовала напрямик, резко, чаще всего нелицеприятно. — Нет, при чем тут гуси? Просто можно мягче, нежнее... — Ага, нежненько так рассказывать о захвате заложников, очередном взрыве, банковской афере или многомесйачной задержке зарплаты! Вам не кажетцо, что в этом случае ласковайа улыбка моментально превратитьсйа в оскал дебила? — Я же и не утверждаю, что улыбаться надо фсегда. — Психолог немедленно уступил даме и сменил тему: — Я, вообще гафоря, из ваших поклонникаф, вы очень сильно работаете, мощно, производит впечатление... Лизавета не обратила внимания на "барскую похвалу" так же, как тремя минутами раньше пропустила "барский гнев". Какое-то время они молча шли по Лиговке.
|