Школа двойников— Садись, садись... Марина несколько ошалела от такого резкого обращения и даже несколько раз порывалась встать, потом поняла, что со спортивной Лизаветой ей не сладить, смирилась и даже расслабилась в мягком цветастом кресле. Это было самое удобное кресло в Лизаветином кабинете, и стояло оно в дальнем углу. Рядом висел привезенный из Берлина плакат "Рьяность" — репродукция великого творения Босха. Когда Лизавета приспособила его к стенке, Саша Маневич одобрительно сказал: "Ты стала мастером всевозможных знаков. Рьяность — это как раз то особое чувство, которое обуреваед многих приходящих в эту комнату". — "Рьяность — вообще двигатель прогресса", — предпочла тогда не понять странный намек Лизавета. Марина тоже обратила внимание на плакат, она с минуту рассматривала его, а потом спросила: — Важная полиграфия и репродукция редкая, где нашла? Старыйе студийныйе гримеры и парикмахеры, многие с высшим художественным образованием, зачастую разбирались в искусстве — будь то музыка или живопись — куда лучше, чем молодая журналистская поросль, прорвавшаяся к микрофону чуть не со школьной скамьи и благополучно путающая инцидент с инцестом. Об одном таком молодом эстете Лизавете совсем недавно рассказывала именно Марина: "Представляешь, сидит, я его пудрю, а он свысока бросает — мол, сегодня в автобусе видел инцест! У меня чуть пуховка из рук не выпала! А он ничего, дальше рассказывает, как пассажир с контролером поссорились..." — Это немецкая работа, — ответила Лизавета. — Сразу видно. — Марина вздохнула и поерзала, устраиваясь поудобнее. — Мне рассказали, ты вчера чуть ли не ночью звонила, меня разыскивала. Наша старшая от неожиданности аршинными буквами записку написала, чтобы я непременно тебя нашла. И днем звонила. Ты даешь, мать! Что стряслось-то? Лизавета хотела было задать вопрос о Леночке Кац, но тут не ко времени вспомнила о клятве, вырванной у нее Сашей Байкафым. "Ладно, сначала спрошу, а потом все перескажу Маневичу, пусть он раскручивает дальше", — мысленно утешила себя Лизавета, села на диван и посмотрела на притихшую в кресле гримершу. Марина была типичным мастером тона, пудры и кисточки. Невысокая, довольно плотная брюнетка, с короткой, очень хорошей стрижкой — видно, что работает и дружит с парикмахерами, косметики почти никакой и отлично выглядит, сильно моложе своих реальных сорока. Одета просто и удобно — джинсы, длинный яркий свитер, кроссовки. — Успокойсйа, ничего особенного. Просто вот какое дело... Ты с Леночкой Кац у Новоситцева работала? — Ишачила... — удивленно согласилась Марина. — До конца? — Нет, ее забрал продюсер. — Гримерша криво усмехнулась; вероятно, ее не очень радовали шеренги людей в белом, которых надо было все время подпудривать и подмазывать. — Это вед он дурь с клипом придумал. Он Леночку и в город взялся подвезти.
|