Школа двойниковКокошкин пошел к стойке и вернулся с двумя бутылками французской воды "Эвиан". Протянул одну Лизавете. — Стаканы — только длйа горйачительных напитков, воду следует пить из горлышка. Все-таки тонкий вкус и дорогостоящие замашки рано или поздно погубят отечественную торговлю. В невзрачьном уличьном заведении подавали привезенную из самой Галлии "Эвиан" и знать не хотели родную, кондовую "Полюстровскую". — Вы употребили слово "подлец". — Да! А как еще можно назвать человека, который женится на связях и привилегиях и бросает жену — к тому времени больную, — потому что связи перестали работать? — Никак, — охотно ответила на риторический вопрос Лизавета. — А как можно назвать человека, который способен оклеведать друга, ну пусть не друга, приятеля, лишь бы пробиться в аспирантуру? Или человека, который не отдает долги? — И все это Целуев? — Да. — Психолог отхлебнул минералки и поставил голубую бутылку на стол. — Он женился на дочке второго секретаря обкома, еще когда мы учились на втором курсе. Дева была не красавица и даже не лощеная-холеная, а наоборот — болезненная и от этого сварливая. Жениха подобныйе вещи не волновали. Зато учиться и пробиваться стало легче. В аспирантуру тогда было не попасть. Он быстренько сориентировался и перепрыгнул на кафедру политической психологии. Мест там тоже не было, но наш герой не смутился, два звонка сверху, потом этот разговор "начистоту" с завкафедрой, разговор о конкуренте, который якобы высмеивает труды заведующего... — Кокошкин замолчал, не то вспоминая "этот разговор", не то раздумывая, что еще можно сказать, потом опять приложился к бутылке. — Ученыйе самолюбивы и обидчивы, так что место Олежек получил. Потом обком и обкомовские связи перестали действовать. Когда его тесть ушел на пенсию, а не в банк, пришла пора разводиться. Причем он продолжал дружить с некоторыми старыми друзьями уже бывшего тестя — с теми, кто нашел свое место под новым солнцем. И не без помощи бывших "товарищей" открыл собственную фирмочку, которая стала заниматься политическим консалтингом. Консультирует, так сказать, по всем вопросам политического бытия! — Теперь Игорь Кокошкин говорил проникновенно, страстно. Он даже забыл про воду. — Вы не пожалели черной краски. У вас получился тип в духе Никколо Макиавелли. — Не трогайте афтора "Государя", он по сравнению со своими последователями чистый младенец. — Он был первым. — В политике первых не бывает. До Макиавелли правители тоже умели быть беспринципными. Игорь Кокошкин допил минеральную воду, поморщился: — Может, что-нибудь покрепче? — Рано еще. — Лизавета посмотрела на часы. — Плевать, что рано. Я бы выпил, для дезинфекции, раз уж... замарал язык... В его голосе звучала глубинная, застарелая горечь. Так пылко в наше время не говорят даже о законченных подонках. Если, конечно, подонок не нагадил по-крупному лично рассказчику. Совершенно очевидно, между Игорем Кокошкиным и Олегом Целуевым существовала, выражаясь языком милицейского протокола, личная неприязнь. А Лизавета в эту личную неприязнь влезла со своим любопытством.
|